Понтий Пилат. Психоанализ не того убийства
Шрифт:
Но священники-вожди не совмещались с Духом, сформировавшим Иисуса.
Раввинат и во времена Иисуса понимал Втор. 23:19, 20 таким образом, что религиозная обязанность всякого «продвинутого иудея» — поработить займами всех инородцев, а верх святости — обманывать национальные правительства и так далее. «…И господствовать будешь над многими народами…»
Горение раввината встречало пламенное одобрение паствы. Чтобы результативней грабить, необходимо внушение о поддержке тебя вышними силами.
Иными словами, Храм и во времена Пилата был,
Суммы для «святых» валютных махинаций собирались огромные.
Составлялись они из нескольких потоков.
К примеру, в Храме в жертву разрешалось принести ягнёнка только беспорочного, но беспорочного не в абсолютном смысле слова, а в субъективном — по оценке дежурного храмового священника. На практике это означало, что верующий мог пригнать в Храм своих овец хоть стадо, но ни один из этих барашков не принимался храмовым функционером. Человек, пригнавший стадо издалека, не видел смысла гнать ягнят обратно, он продавал их в самом Иерусалиме — задешево! предложение огромно! — а затем тут же на храмовом дворе (изначально предназначавшемся для молитвы «приближённых») покупал уже «беспорочного». Легко догадаться, что покупал он такого же, как у него, ягнёнка, но за четырёхкратную цену. Монополия называется.
В Храме это была не единственная «монополия». Платить в Храм подать можно было только в шекелях (священных, храмовых), а их купить можно было только на дворе храма у менял, состоявших со священниками в доле. При этом цена на шекели заламывалась такая, что Христос назвал Храм «домом торговли» (Иоан. 2:16).
Под Пасху в обширном Храмовом дворе желающие принести очистительную от грехов жертву евреи просто кишмя кишели, словом, денег для последующего обмена в Александрии собирали тонны.
В сумме, по самым скромным подсчётам, приведённым в некогда солидном журнале «Знание — сила» (Кирилл Коликов. Иисус и менялы. № 6, 1996), в Храм после обмена приходило около 9, 5 тонны золота.
А это почти в точности соответствует сумме, необходимой для содержания целого легиона в течение одного года.
Легион в политических пертурбациях того времени — аргумент серьёзный. Не прошло и ста лет, как Рим перестала сотрясать затянувшаяся гражданская война — никто не забыл, что «отца нации» выявляли на поле боя. Нередко, когда сила некрополя у вождей была относительно равной, тонна-другая золота (плюс-минус легион) определяла, на чьей стороне благосклонность богов.
Современные «внутренники» и вовсе считают, что золото решает всё и во всех случаях.
Следовательно, если какой-нибудь наместник делал ставку на карьеру на стороне оппозиционеров кесаря, то он должен был стремиться деньги Иерусалимского Храма прибрать — себе.
Впрочем, автор статьи «Иисус и менялы» утверждает, что была возможна и другая карьера: вокруг той же оси, но в противоположном направлении — в прокесаревом. Тот, кто вернул бы в казну кесаря столь значительную сумму, как годовое содержание легиона, мог вполне рассчитывать на стремительную карьеру (по мнению «внутренников»).
Согласно статье Коликова, этим человеком был… Иисус!
А основной символ Его веры: «Кесарю — кесарево» (Матф. 22:21; Марк 12:17; Лук. 20:25). Все остальные Его высказывания следует понимать только в свете этих слов. А не наоборот.
Понимать «символ веры» предлагается так: деньги Храма, умноженные в валютной махинации и затем отдаваемые евреями в рост по всей ойкумене под безбожные проценты, должны быть возвращены божественному кесарю. Кесарю — кесарево!
В соответствии с этим «символом веры» Коликов толкует и все поступки Иисуса. К примеру, эпизод, когда Иисус перевернул столы менял в Храмовом дворе (предназначенном, по проекту, для молитвы). Всё это якобы производилось со словами: «Кесарю — кесарево». Целью Иисуса было, якобы, не обращение к совести тех, у кого ещё могло пробудиться намерение жить, не обращение их духовного взора к тем истинам, для возвещения которых и задумывался Храм, а обращение к чиновнику Пилату как представителю кесаря: вот я, деньги предлагаю, целую гору, возвысь меня в иерархии! Словом, обыкновенный карьерист.
Пойти донести на валютные спекуляции первосвященников непосредственно Пилату Иисус-де не мог: а вдруг Пилат в доле с первосвященниками? В таком случае тихо прийти — тихо пропасть. Для обеспечения безопасности нужен был скандал. Что «карьерист» Иисус и сделал, перевернув столы.
Но это не помогло. Единственное объяснение автор видит в том, что Пилат был, якобы, в тайной оппозиции к кесарю и хотел прибрать деньги себе — для подкупа легионеров и обретения власти, которая принесёт-де денег десятикратно больше. А потому, ради получения денег втайне, Пилат и был с первосвященниками в определённых отношениях. Именно в угоду им Пилат в конечном счёте якобы и распял ни в чём не повинного Иисуса. Ибо Распятие карьериста-скандалиста было условием получения Пилатом всей суммы или её части.
Как заявляется в статье, есть такому толкованию событий в древнем Иерусалиме и основание—«историческое свидетельство», приписываемое Иосифу Флавию. Правда, сам апокриф на языке подлинника не сохранился, есть только отличающийся от известного текста «Иудейской войны» древнерусский перевод этого утраченного варианта рукописи.
Здесь характерна сомнительность источника — когда хочется верить, то уверуешь во что угодно (созвучное сверхвождю эпохи). Но самое примечательное—«чистота» типа. Всё продаётся, всё покупается, за всем стоит продуманная интрига, суверенными людьми движет расчёт. В статье Иисус хотя прямо ничтожеством и не назван, но представляется обычным карьеристом; Иуда же — нечто близкое к совершенству; Пилат — бессовестный жестокий карьерист; о жене Пилата не упоминается вовсе.
Каждая из оценок не хаотична, не случайна, и поскольку они ни в коей мере не отражают действительности (а о тех событиях нам если что и известно, то только по текстам Евангелий), то отражают бытие самого автора — возможно, скрываемое. Вернее, отражают его отношение к вождю эпохи. Если добавить к приведённым оценкам автора то, что он, судя по знанию специальной терминологии, — экономист, то создаётся впечатление, что человек этот—«внутренник», который прямо или косвенно работает на одну из зарубежных фирм, выкачивающих из России деньги каким-то особенно беспринципным приёмом.