Понтий Пилат. Психоанализ не того убийства
Шрифт:
Вообще, «внутренническое» перетолковывание Писаний вовсе не новость и в наше время предназначено вытеснять традиционное (средневековое «внешническое») богословие. Например, то, что за Иисусом пошли толпы, «новаторы» объясняют тем, что Иисус предложил евреям некую новую схему движения денег, которая должна была евреев обогатить. Но через три года уверовавшие, которые попробовали жить по новым законам, обнищали — потому Его и предали на распятие.
Трагикомичность такого толкования для меня лично в том, что услышал я его впервые от человека, выдававшего себя за антисемита, с особенным ударением «возвещавшего» с кафедры, что страшны не столько жиды, сколько
Тошно порой жить на этом свете, господа!.. А обратился я к «внутренническому» взгляду по двум причинам:
— во-первых, потому, что в остальных главах я выявляю подноготную традиционного «внешнического» взгляда на Пилата (убил Христа из жестокости и из страха перед толпой и священниками), взгляда, ныне всё более и более книжного, поэтому у думающего читателя естественно возникнет вопрос: а каков взгляд на события Великой Пасхи рассуждающего «внутренника»?
— во-вторых, потому, что раз в «Понтии Пилате» поставлена задача воспроизвести события, достоверные на разных уровнях — не только духовном и психологическом, но и историческом, — то нельзя обойти ни организованную преступность «внутренников» в Иерусалимском Храме, ни отношения главарей этой мафии с дворцом римского ставленника.
Да, деньги через Храм проходили бешеные, на них, естественно, пытались наложить руку «внешники» — не только люди бандита Вараввы, но и других конкурирующих группировок, прокесаревых и антикесаревых. Соотношение численности группировок менялось в зависимости от силы некрополя стареющего Тиберия.
Не следует забывать, что преступные боссы во все времена для переговоров обращались и обращаются не к марионеткам, а к тем, кто реально решает. Если вспомнить взаимоотношения в семье префекта, то переговоры первосвященники вели, скорее, с его женой. (Первосвященники, обвиняя Иисуса в день Распятия, на Пилата откровенно давили — вернейший признак того, что считали его пешкой, а с пешкой и говорить нечего, надо только требовать.)
Кстати, у этих боссов в день Распятия времени переговорить с женой Пилата было предостаточно. Они вполне могли согласиться отдать ей деньги (о которых говорится в упомянутой статье «Иисус и менялы») — в обмен на жизнь Иисуса. Думается, деньги они теряли часто. (И в 70-м году во время разрушения Храма ими были утрачены все деньги, кроме тех, которые были в ростовщическом обороте на территории других провинций.)
Отсюда у патрицианки-префектессы, жаждущей стать императрицей, мог появиться дополнительный, кроме несовместимости, мотив желать Иисусу смерти — ради получения средств, необходимых для восшествия на престол.
И ещё: вступая в переговоры о деньгах, префектесса не переставала быть патрицианкой-«внешницей» — то есть ей от этих лживых клятв храмовых ростовщиков об отсутствии денег, о тяжёлых временах, от разговоров о том, чт`о и кому выгодно, и т. п., становилось на душе муторно, гадостно, омерзительно и тяжело. Чувство это сочно описал Пушкин в «Скупом рыцаре» словами дворянина, вынужденного встречаться с жидом и занимать деньги под смерть собственного отца.
У Уны ощущение тяжести и бессилия вызвано не обличениями совести, а «включением» конкурирующего невроза.
Так что патрицианка после «общения» просто не могла не идти «оттягиваться» в солдатские кварталы любви — чтобы освободиться от гнетущей и обессиливающей раздвоенности. И не сдерживаться — чтобы ей вновь стало хорошо.
А в день переговоров и вовсе — напроситься на побои.
Евреи женщин не бьют, они перед ними раболепствуют, — ещё и поэтому закрашенная Уна должна была предпочитать легионеров…
глава шестнадцатая
Eё начальник охраны
Есть в описании казни Иоанна Крестителя в Евангелии от Марка, помимо прочих, и следующая странность:
И тотчас послав оруженосца, царь повелел принести голову его.
Он пошёл, отсёк ему голову в темнице, и принёс голову его на блюде…
Марк 6:27, 28 (cинодальный перевод)
Что это за «оруженосец»? Слово-то какое неправильное, неуместное — что-то из средних веков, времён рыцарства. Оплошность? Оговорка? Или нечто намеренное? Для ошибки — очень уж она инфантильна, и то, что её не заметили в Синоде и вся священническая и пасторская масса, странно вдвойне.
А вот намеренным такой перевод вполне может быть. Вернее, такой перевод может быть только намеренным. Это я говорю как человек, проработавший несколько лет письменным переводчиком богословской литературы. Какое важное знание хотели сокрыть иерархопереводчики — отчасти, возможно, непроизвольно?
Открываем Евангелие на древнегреческом и греческо-русский словарь Вейсмана. Оказывается, у Вейсмана против слова, переведённого в Синодальном переводе как «оруженосец», указано одно-единственное значение: «темничный страж».
А это уж совсем глупый приём. Надо знать тюрьмы того времени: они ничтожные заведения — и по площади, и по численности охраны. В тюрьмах той эпохи никто, как в наше время, наказания не отбывал — приговорённых немедленно отправляли или на египетские рудники, или на пропитанный кровью песок арен, или на триеры. Следствие бывало кратким — Христа, вспомните, судили, приговорили, казнили и даже похоронили в течение суток. Так что, ввиду незначительности тюрьмы (несколько комнат), даже главный темничный страж по положению был в иерархии ничтожеством и присутствовать на пиру тетрарха Галилеи царя Ирода просто не мог.
Так что слукавила субстая Вейсмана.
Кстати, ссылается Вейсман на Новый завет: дескать, слово это встречается единственно в Новом завете, то есть в одном-единственном месте, где описывается убийство Иоанна Крестителя. Возьмись Вейсман оправдываться (а знающий древнегреческий всегда знает и латинский) — логика его, ввиду отсутствия манёвра, легко представима: в темницу-де мог войти только темничный страж, его и послали.
На самом же деле, войти мог всякий, кто получил от тетрарха соответствующие полномочия. Мог войти и сам Ирод, и дочь Иродиады, и начальник охраны, и вообще кто угодно.