Понтий Пилат. Психоанализ не того убийства

Меняйлов Алексей

Вот если бы впасть в транс…

Тогда — другое дело.

Ирод в транс и впал — разгорячённый алкоголем и от танца племянницы, наследственной королевы красоты, властительницы, обладательницы родовой памяти о разнообразных «знаках могущества», в том числе посвящённой в технологию подачи «знаков могущества» телодвижениями якобы эротического танца. Ирод и в этом отношении — обыкновенный элемент иерархии-стаи.

Итак, скучен царь Ирод хотя бы потому, что быстро становится скучен вообще всякий уже порабощенный торчок. Кстати, весьма вероятно, что Ирод был импотентом — пьянство,

личная безнравственность (Христос перед Распятием, кстати, не сказал ему, в отличие от Пилата, ни слова — всё равно не поймёт, умер ещё задолго до Великой Пасхи). Тип «сексуальности» его жены, выражаясь языком Фрейда, явно анально-накопительский: преступление против брата, преступление против предыдущей жены, преступление против своего народа. И это только то, что сохранилось в письменных источниках…

Вот и получается треугольник:

— скучный торчок;

— королева красоты;

— поджарый…

Всё тот же любовный треугольник, что и у королевы Марго, Маргариты, Уны! Иродиада — та же королева Великого шабаша: ведь подавляющие мать и дочь — одно. В своё время и Иродиада могла ввести в такой транс, что любой торчок был готов отдать даже полцарства. А Ирод-раб и вовсе отдал ей всё.

Да, всё тот же любовный треугольник, и то же внутри него нестандартное поведение: обезглавливание «возлюбленного»!

Отсечённая голова — характерная деталь.

Кстати, ещё одна немаловажная деталь: голову Крестителя Иродиада не выбросила. Это следует из того, что ученики похоронили, как написано, лишь туловище (Матф. 14:12; Марк 6:29). Надругательство? Да, бывает, люди устраивают глумление над телом врага. Но подавляющее, если не абсолютное большинство людей, к усопшим испытывают пиетет — в том смысле, что похороны даже врагов должны быть достойными и вообще состояться. И если бы голова Крестителя Иродиаде не была нужна для дальнейших манипуляций, то что стоило, скажем, начальнику дворцовой охраны приказать уборщице отнести голову к телу. Или хотя бы на помойку — там бы её ученики Иоанна подобрали. Однако ученики смогли похоронить лишь туловище. Следовательно, Иродиада голову сохранила.

Головы она желала. Именно головы, а не прекращения проповеди, как пытаются нам внушить иерархобогословы. Во-первых, Креститель уже давно всё сказал, а во-вторых, его можно было просто задушить или заколоть. Или отсечь голову, но на блюде во дворец не приносить.

Что Иродиада сделала с отрезанной головой?

В Евангелии не написано.

Зачем писать — мыслящий и так легко догадается.

Очевидно, что наследственная царица сохранила голову с целью время от времени её созерцать (в оккультном смысле слова). Так поступали не только женщины Средневековья, подобные королеве Марго. И неважно, как это любование сами созерцающие рационализировали. Верить самообъяснениям некрофилов-невротиков бессмысленно.

Итак, Иродиада удивительным образом напоминает Уну: жена властителя некой территории (пусть лишь Галилеи, незначительной части провинции Сирия), она в состоянии ввести в транс торчка одним лишь танцем (в «Понтии Пилате» — стражников из засады), а в любовном треугольнике обезглавливает возлюбленного — чужими руками — руками мужа! (Пилат это чуть не выполнил буквально, а потом — как компромисс! — голову лишь размозжил.)

Такое совпадение не случайно.

И вообще, поведение двух особо гипнабельных «патрицианок»—современниц не может быть психоэнергетически не связанным.

Кстати, это подразумевает общность предка — пусть далёкого. Ведь общая травма, застревающая в родовой памяти, собственно и обеспечивает основу для психоэнергетического объединения в единую стаю.

Очевидно, кто-то кого-то «вёл».

Уна — Иродиаду?

Или Иродиада — Уну?

Кто кого?

Действительно, Уна и Иродиада, находясь в одной провинции одновременно, будучи в административной иерархии почти на одном уровне, не могли существовать друг от друга психоэнергетически независимо.

Они присутствовали друг в друге даже в логических построениях.

Видеть в Клавдии Прокуле и Иродиаде лишь соперниц — упрощение.

Соперничество, безусловно, важный фактор их жизни, определявший ряд чувств и мыслей. Скажем, можно не сомневаться, что обе перед мужьями обличали «эту дрянь». У каждой были причины друг друга ненавидеть. Одна видела величие царей, и дед её строил великие дворцы, а другая видела ничтожество потомков этих царей — и жила в одном из дворцов, построенном Иродом Великим, а теперь принадлежащем Риму.

Но они всё равно систематически встречались на «дружеских посиделках».

Как это обычно бывает — чтобы похвастаться.

Несмотря на то, что их несхожие мужья не сообщались. (С одним Иисус беседовал, а с другим — нет. Как мы узнаём из Евангелия, «подружились» Пилат с Иродом лишь после Распятия; тут одно из двух: или их объединила общность преступления, или Пилат, как несколько более высокопоставленный в иерархии, снизошёл к бесперспективному тетрарху Галилеи просто для того, чтобы досконально выведать, как перед ним вёл себя Иисус.)

А вот Иродиада и Уна, каковы бы ни были оттенки их дружбы-ненависти, являлись, как это обычно и бывает, близкими копиями друг друга.

Кто у кого был в психоэнергетической зависимости — Уна у Иродиады или Иродиада у Уны — один из вопросов, разбираемых в главе «Парадоксы самоощущений в семье префекта-прокуратора». Сейчас для решения поставленной задачи вполне достаточно того осознания, что гранд-дамы одна другую повторяли. (Как, впрочем, психоэнергетически не были изолированы и дочери-жёны первосвященников иудейских.)

А раз повторяли, раз в жизни одной была отсечённая голова «любовника»-пророка, то, следовательно, и другая непременно — бессознательно — проваливалась в тот же синдром властительницы. Уже из одного только описания пиршества у Ирода мыслящий человек может убедиться, что и жена Пилата тоже бредила отсечённой головой своего возлюбленного.

Кто из двух возмечтал раньше?

Вернее, у кого прежде проснулась эта унаследованная от предков мечта и достигла силы страсти?

Кто первым её исполнил?