Понтограф
Шрифт:
– Это что за артефакт? – не удержался я от вопроса.
– Алфавитный пантограф, конец 19-го века, – бросил Богдан через плечо. – Скоро сам увидишь его в действии, а пока – не отвлекай, дело такое… кропотливое.
Богдан склонился над столом, а мы с Глебом временно отступили к окну.
– Думаешь, из этого что-то получится? – спросил я у Заплетина-младшего.
– Не знаю. – Глеб пожал плечами. – Особой веры в Булгакова у меня нет, если честно. Как будто писал он как придется, абы как. Поэтому и думаю, что код он знал постольку-поскольку.
–
– Да ну, – отмахнулся Глеб. – А почему же он тогда при жизни им не пользовался? Вся его слава случилась уже потом, значит, никакого кода он не знал. Логично?
– С такой позиции, наверное, да, – с трудом сдерживая улыбку, сказал я.
– Впрочем, даже если я вдруг по каким-то странным причинам ошибаюсь, здесь в Москве Булгаков все равно вряд ли что-то скажет. Побоится за свой дом-музей. Откроют тут за крамолу клубешник какой-нибудь или подпольный покер-клуб, место-то понтовое. Думаю, Булгакову это без надобности.
– Тогда зачем мы всё это сегодня затеяли? – удивился я.
– Ну как же? Мне нужно, чтобы мы всё отработали здесь, чтобы я был спокоен. Ну и типа был уверен, что в Европе всё пройдет без стручка и запоринки, хе-хе.
Тут у Глеба зазвонил телефон, да так громко, что Богдан от испуга уронил на стол что-то тяжелое. Заплетин-младший, не придав этому значения, поднес трубку к уху и деловито сказал:
– Да, пап? Да, тут. – Глеб посмотрел на меня. – Со мной. Куда ж он теперь от нас денется…
Я буквально услышал, как из трубки доносится: «Так-то, нахуй», и невольно поежился.
И какой у Ивана Иваныча был интерес в этом мистическом проекте? Заплетин-старший на старости лет вдруг поверил в мир духов? Невозможно. Но какой-то интерес явно был, иначе странно, чего вдруг матерый олигарх так упорно держит руку на пульсе странного прожекта сына.
Едва Глеб распрощался с отцом, как Богдан позвал нас «к столу», а сам подошел к окну и задернул тяжелые шторы.
Комната погрузилась в полумрак. Единственными источниками света теперь были три огромные свечи на столе, в треугольнике между которыми лежал портсигар Булгакова.
– Не боишься сжечь тут все к чертовой матери? – негромко спросил я, глядя на Богдана.
Он и бровью не повел – настолько был погружен в процесс. Окинув взглядом алфавитный пантограф, Богдан положил руку на его стальной «клюв», зажмурился и произнес:
– Михаил Афанасьевич, мы с писателем Максимом Привезенцевым и Глебом Заплетиным…
– Простым, – зачем-то вставил отпрыск Ивана Иваныча.
– Глебом Простым, – поправился Богдан, – призываем вас на беседу.
Некоторое время ничего не происходило, а потом Богдан содрогнулся всем телом… и замер, не говоря ни слова.
Глеб вопросительно посмотрел на меня. Я понял, что время моего дебютного бенефиса пришло, мысленно вздохнул и начал наше представление:
– Михаил Афанасьевич, вы тут, с нами?
«Клюв» в руках Богдана метнулся к буквам Д и А.
– Рад, что вы к нам снизошли, – с трудом сдерживая сарказм, продолжил я. – Мы бы хотели обсудить с вами литературный код, который является основой основ всего… Вы же понимаете, о чем я?
Пауза – будто «дух» заколебался, стоит ли делиться с простыми смертными, – а потом снова те же буквы – Д и А.
– Не могли бы вы поделиться с нами известными вам фрагментами этого кода?
Богдан снова завис – возможно, думал, как сложить из букв О, П, А и Ж литературный код на все времена, – а потом вдруг заговорил не своим голосом:
– Вы что же, Максим, мните, что я стану говорить о таких вещах в местах, столь близких к кремлевским шпилям? Таковое мнение о моей легкомысленности кажется мне настолько оскорбительным, что я мог бы закончить нашу беседу прямо здесь и сейчас… но я, пожалуй, дам вам еще один шанс – ввиду отсутствия у вас опыта общения с миром загробным. Верно ведь я понимаю, что это ваш первый разговор с силами за пределами жизни?
– Ну да. До этого только с беспредельными силами в реальной жизни общался, – с кривой ухмылкой ответил я.
Богдан говорил неожиданно витиевато, и это немного сбивало с толку. Но я вспомнил, какие у него, должно быть, деньги на кону в этом проекте, и представил, как Богдан накануне сегодняшней встречи до поздней ночи сочиняет и зубрит эту речь. С его-то опытом впаривать богатеям мифы за реальные деньги подготовить такое – раз плюнуть.
– Если вы так жаждете найти код, то лучше вам отправиться на рандеву с духом моего коллеги, Достоевского, – пояснил Богдан «чужим» голосом. – На Невском проспекте есть памятное место… надо лишь найти… где связь…
В дверь постучали, и Богдан от неожиданности пошатнулся, выпустил «клюв» из рук и толкнул стол. Тот содрогнулся, свечи погасли, и кабинет погрузился во мглу.
– Занято! – раздраженно бросил Глеб.
За дверью послышались шаги, будто кто-то спешно убегал от двери.
Богдан открыл глаза и удивленно посмотрел на меня.
– Было? – спросил он шепотом.
Я прищурился:
– А сам не знаешь?
– Богдан был в трансе, – терпеливо объяснил Глеб. – Конечно, он ничего не помнит. Что там Булгаков сказал про Невского в Питере?
– Что на Невском есть памятное место Достоевского, где с нами сможет поговорить его дух.
– Получается, нам надо ехать в Петербург, – сказал Богдан, пряча спиритический скарб обратно в рюкзак. – И в любимом месте Достоевского на Невском попробовать узнать у него что-то про код. Наверное, так.
– Видишь, Макс, о чем мы говорили? – со вздохом произнес Глеб. – Даже такая свободолюбивая натура, как Булгаков, не решается делиться литературным кодом, находясь в России.
Или Богдан просто хочет на халяву прокатиться по Европе, подумал я, глядя на мага, который привычно утирал взмокший лоб рукавом и пил минералку из бутылочки.