Понять и простить
Шрифт:
— Почему это ты вдруг стал таким щедрым? — Это было по меньшей мере подозрительно. Может быть, он чего-то ожидает взамен? — Меня не купишь, тебе это известно, — гордо сказала она.
— А для чего мне тебя покупать? — с притворным непониманием спросил Люк.
Эллен пожала плечами и, скрывая смущение, полезла в машину.
— Здравствуйте, Донателло, — вежливо обратилась она к помощнику Люка. Но глаза ее видели только спящую девочку рядом с ним. Не слыша ответа Донателло, она протянула руку и осторожно коснулась волос Джеммы. — Здравствуй, моя радость, — выдохнула она.
—
Не выдержав, Эллен улыбнулась его упрямому затылку. Казалось, Люка раздражает сам факт того, что, несмотря на все его старания, она все-таки увиделась с дочерью. Ему это понравится еще меньше, когда он увидит, что Джемме хорошо с ней! У Эллен сжалось сердце. Джемме должно быть хорошо с ней, тревожно подумала она, стискивая руки.
Медленно, очень медленно она начинала понимать, насколько осторожно надо будет вести себя в эти несколько дней. Один неверный шаг — и Люк навсегда разлучит ее с дочерью. Эллен вздрогнула. Он будет следить за ней, словно ищейка, ожидая ошибки. Господи, никогда еще ей не приходилось попадать под такое чудовищное давление!
Глава 4
Беспокойно стискивая руки, Эллен слушала, как Люк объясняет Донателло их планы. Они говорили быстро на разговорном итальянском, и она с трудом понимала отдельные слова. Несколько раз верный помощник бросал на нее полные сомнения взгляды. Она отвечала дружелюбными улыбками.
Донателло немедленно отводил глаза и возвращался к беседе с шефом.
Люку повезло, что у него есть такой преданный помощник, на которого можно положиться, подумала Эллен. Он явно любит Джемму. Во время разговора с Люком он бессознательно поглаживал ее маленькую ручку. На сердце у Эллен потеплело. Когда Люк, судя по всему, закончил свои объяснения, она повернулась к Донателло с извиняющейся улыбкой.
— Мне жаль, что так получается с вашей комнатой, — начала она.
— Ничего. — К ее удивлению, он улыбнулся ей очень искренне, словно и не бросал на нее чуть раньше ледяных взглядов. — Это ради Джеммы, вежливо добавил он, и Эллен, расслабившись, весело проболтала с ним всю дорогу до отеля.
Отель был роскошен — великолепное здание в георгианском стиле в одном из самых престижных районов Лондона. Аристократическая обстановка, стилизованная под XVIII век, создавала атмосферу элегантного дома.
Пока Донателло договаривался о втором номере для себя, Эллен с интересом рассматривала ореховые панели и огромные, в золоченых рамах картины на стенах.
— Как здесь красиво, — обратилась она к Люку. — Ты, должно быть, неплохо зарабатываешь, если можешь останавливаться в таком отеле.
Люк с подозрением посмотрел на нее.
— Я много работал.
Резкость ответа обескуражила Эллен.
— А чем ты занимаешься? — с любопытством спросила она. — Джемма говорила, что у тебя есть traghetto — пассажирский корабль, кажется.
— Да, есть.
— Он, наверное, приносит огромный доход, улыбнулась Эллен.
— А как же иначе? — отрезал Люк, пресекая последующие вопросы, и, держа Джемму на руках, направился к широким дверям лифта.
Да, мысленно ответила Эллен, входя за ним в кабину. Она могла догадаться, что свои амбиции он удовлетворил. По довольному изгибу его брови. Очень красивому, между прочим.
До того, как они поженились, Люк был бесшабашным и удалым парнем, и вместе им было очень хорошо. Но когда спустя три месяца Эллен обнаружила, что беременна, он немедленно предложил ей выйти за него. И с этого момента Люк начал работать буквально как каторжный.
Сначала его решимость ее восхищала. Он работал, чтобы обеспечить их обоих, потому что она, тогда еще семнадцатилетняя девчонка, не имела никакого образования (если не считать дорогой и престижной школы), пригодного для обыденной жизни. Эллен сильно беспокоилась, что не сможет существовать без привычного комфорта и роскоши. Но напрасно. Ей нужен был только Люк.
Беда была в том, что Люка постоянно не было рядом. Он был вынужден работать день и ночь, чтобы обеспечить будущую семью. Он приходил в их маленькую квартирку серым и измотанным. Тот мужчина, в которого Эллен была без памяти влюблена, исчез. Остался человек, у которого не было сил не только на любовь, но подчас даже на еду. Малейший пустяк стал раздражать его. Эллен начала опасаться, что совершила серьезную ошибку.
И все-таки у них были хорошие времена. Пусть недолго и давно, но все было так прекрасно, что сердце Эллен снова оживало от любви к Люку.
— Я уложу Джемму спать, — коротко бросил Люк через плечо. — Располагайся пока что. Донателло заберет свои вещи, а я потом покажу тебе, что здесь и как.
— Я пойду с тобой, — предложила Эллен. Он кивнул. Она прошла по пушистому кремовому ковру в открытые двери большой гостиной. Мгновенно она оглядела карамельного цвета обивку стен, мягкие медовые шторы на окнах и расставленные по всей комнате удобные диваны и кресла. Все было подобрано с большим вкусом и создавало настоящий уют. Ей сразу понравилось здесь. Как здорово будет жить в этих апартаментах с Джеммой, обрадованно подумала Эллен. В этой атмосфере, не заботясь о деньгах, не боясь любопытных ушей соседей, она будет чувствовать себя спокойно.
В маленькой спальне свет не горел, но достаточно было освещения из гостиной. Эллен видела только черный силуэт Люка, стоящего у кровати. Он укачивал дочку в своих сильных руках, одновременно стараясь развернуть мягкое розовое одеяло, в которое Джемма была закутана.
— Погоди, я помогу тебе. — Эллен как можно бесшумнее шагнула вперед и включила лампу у кровати. Очень осторожно она сняла с Джеммы одеяло и не могла сдержать улыбку при виде ее пижамы. — Медвежата! — шепотом воскликнула она и подняла на Люка глаза.
— Ее любимые, — ответил он, глядя на дочь с такой нежностью, что у Эллен перехватило дыхание. Это был Люк, которого она знала и любила. Жесткая линия рта смягчилась, губы раздвинулись в ласковой улыбке, обнажая ослепительно белые зубы. Любовь и нежность преобразили его лицо.
— Она для тебя — все, — тихо заметила Эллен.
— Она моя жизнь.
Его глаза сверкнули горячей и нежной любовью, и это даже испугало Эллен. Ее внезапно охватила тоска — то ли от ревности, то ли от обиды. Это ведь и ее дочь. И она была вдалеке от нее так долго.