Понятие сознания
Шрифт:
Иначе говоря, грамматически бесхитростное предложение «Тарелка имеет эллиптический вид» не выражает, как то предполагает рассматриваемая теория, одной из тех основных относящихся к делу истин, которые так ценятся в теории, но так редко встречаются в повседневной жизни. Оно выражает довольно сложную пропозицию, в которой одна часть является одновременно и общей, и гипотетической. Оно применяет к наличному виду тарелки правило (или описание) типичного вида стоящих прямо эллиптических тарелок вне зависимости от того, существуют подобные фарфоровые предметы или нет. Это как раз то, что я в другом месте назвал смешанным категориальным суждением. Это аналогично тому, когда о ком-то говорят, что он рассуждает беспристрастно, как педагог. Когда человек, страдающий косоглазием и знающий о своем дефекте, сообщает, что на столе, как ему кажется, находятся две свечи или что он, должно быть, видит две свечи, то он описывает вид одной-единственной свечи, при этом прибегая к описанию того, как обычно выглядит пара свечей для наблюдателей,
В повседневной жизни мы ведем речь о цветах и красках вполне определенным образом. Домохозяйка могла бы сказать, что ее гостиной подошли бы малиновые тона, не уточняя при этом, о чем идет речь — о малиновых обоях, декоративных растениях, ковриках или занавесках. Она может попросить своего мужа пойти и купить «чего-нибудь малинового…», предоставляя ему самому заполнить этот пробел с помощью «герани», «краски», «кретона» или всего остального, что отвечает ее пожеланиям. Подобным же образом наблюдатель, смотрящий сквозь дырку в заборе, мог бы сказать, что он видел желтое цветовое поле, но при этом не смог бы уточнить, что именно он видел: желтые нарциссы, цветы дикой горчицы, желтую парусину или еще какие-то обыденные объекты или материалы. Закончить свою речь он мог бы только так: «Я видел что-то желтое».
В противоположность этому обычному использованию лакунных выражений вроде «пятно желтого…» и «оттенок чего-то малинового» теория чувственных данных рекомендует другую идиому, по которой мы должны говорить: «Я вижу пятно Белого» (а не «Я вижу белое пятно…») или: «Он обнаружил двухмерное эллиптическое простирание Синего» (а не «что-то синее, плоское на, похожее на эллипс или вроде того»).
Итак, я отрицаю, что наличие зрительного ощущения является видом наблюдения, которое можно описать как запечатление или интуирование цветовых пятен. Однако я не отрицаю, что женщина может осмысленно попросить его мужа купить что-нибудь малиновое, а о прохожем вполне можно сказать, что он заметил какую-то желтую поверхность через щель в заборе. То, что проделала теория чувственных данных, было попыткой снять эфемерные сливки с обыкновенных лакунных дескрипций публично данных объектов, рассуждая о них так, будто бы был найден новый класс объектов. В действительности же эта теория просто неверно истолковала хорошо известный класс суждений, указывающих на то, как иным образом обнаруживают себя обычные, не приватно данные объекты.
Разговор об образах, звуках и запахах, протяжении, формах и цветах, точно так же как и разговор о проекциях, о чем-то туманном, о фокусировках и смутных представлениях, уже сам по себе является разговором о привычных объектах, ибо служит применением усвоенных при обучении способов восприятия типичного внешнего вида обыденных объектов ко всему тому, в чем человек пытается разобраться в данный момент. Сказать, что некто уловил мимолетное впечатление или услышал звук, уже значит сказать больше, чем требуется для простого описания его зрительных или слуховых ощущений, ибо то, на что человек обратил внимание, уже подводится под весьма общие правила восприятия.
Этот пункт можно проиллюстрировать ссылкой на старинную доктрину вторичных качеств. В ней во многом верно отмечалось, что, когда обычный объект описывается как зеленый, горький, холодный, едкий или пронзительно звучащий, то тем самым он характеризуется как имеющий для воспринимающего его наблюдателя такой-то и такой-то вид, вкус, запах или звук. Было также верно замечено, что условия, влияющие на его восприимчивость, вносят различия в то, как человек видит, ощущает на вкус, осязает, обоняет или слышит предметы. Уровень шума от поезда частично зависит от расстояния между ним и наблюдателем, от степени остроты его слуха, от поворота его головы, от того, прикрыты или нет его уши и т. д. Покажется ли человеку вода холодной или нет, зависит от начальной температуры его рук. От подобных фактов был совершен теоретический скачок к доктрине, согласно которой утверждение о том, что объект зеленый, есть высказывание о зрительных ощущениях конкретного наблюдателя, который сообщает, что объект зеленый. При этом считалось, что «зеленый», «горький», «холодный» и т. д. суть прилагательные, которые уместно применять к ощущениям и которые лишь по ошибке применяются к обыкновенным объектам.
А поскольку явным абсурдом было бы говорить, что ощущение является зеленым, эллиптическим или холодным предметом, то сочли необходимым наделить ощущения собственными
Однако, когда я описываю обычный объект как зеленый или горький, я тем самым еще не сообщаю ничего фактического о своем наличном ощущении, хотя и говорю о том, как этот объект выглядит или каков он на вкус. Я говорю, что этот объект на вкус и на вид был бы таким-то и таким-то для всякого, кто окажется в подходящих условиях для того, чтобы смотреть на него или пробовать его на вкус. Поэтому я не противоречу себе, когда говорю, что поле зеленое, а плод горек, хотя в данный момент поле кажется мне серовато-голубым, а плод — совершенно безвкусным. Даже когда я говорю, что трава, хотя она на самом деле зеленая, кажется мне серовато-голубой, я все равно описываю свое наличное ощущение, уподобляя его тому, как реальные серо-голубые объекты выглядят в нормальных условиях для каждого, кто может надлежащим образом их видеть. Прилагательные, выражающие вторичные качества, используются только для сообщения о публично удостоверяемых фактах, касающихся обычных объектов. Ибо тот факт, что поле зеленое, т. е. что оно выглядело бы так-то и так-то для любого, кто в состоянии его надлежащим образом видеть, это публично удостоверяемый факт. Что еще могли бы сказать люди, обучающие других людей применять такие прилагательные? Следует заметить, что формулу «Это выглядело бы так-то и так-то для каждого» нельзя перефразировать в «Это выглядело бы зеленым для каждого», ибо сказать, что нечто выглядит зеленым, — значит сказать, что оно выглядит так, как оно выглядело бы, будь оно зеленым и при нормальных условиях. Мы не можем сказать, как что-то выглядит или выглядело бы, если не укажем на общепризнанные свойства обычных объектов, и лишь тогда говорим, что нечто выглядит сейчас так, как этого и можно было ожидать.
Таким образом, хотя и верно, что фраза «Поле зеленое» предполагает наличие наблюдателей с определенными оптическими способностями и возможностями, но вовсе не верно, будто она сообщает что-либо о своем авторе. Эта фраза аналогична высказыванию «Этот велосипед стоит 12 фунтов», которое предполагает гипотетическое описание реального или возможного покупателя, но не задает и не влечет никаких категорических утверждений об авторе фразы. То, что товар имеет цену это факт, относящийся к данному товару и покупателям, но не вообще ко всякому товару и не к какому-то конкретному покупателю; и уж тем более этот факт не связан исключительно с некоторым данным покупателем.
Человек, говорящий, что «прожектор слепит», сам может не испытывать каких-либо связанных с этим неприятных ощущений, но, тем не менее, он все же говорит о неприятных ощущениях в ином смысле и иным образом, хотя бы и включающим упоминание о прожекторе. Было бы ошибкой утверждать, что прожектор нельзя назвать ослепляющим до тех пор, пока сам говорящий не будет им ослеплен, и что, следовательно, ослепительность является качеством не прожектора, а чувственных данных этого индивида. Сказать, что прожектор ослепляет, еще не означает, что он сейчас кого-то слепит. Этим говорится лишь, что он ослепит любого человека с нормальным зрением, если тот посмотрит на него с определенного расстояния и без всяких средств защиты. Мое утверждение «Прожектор слепит» сообщает о моем наличном ощущении не больше, чем фраза «Этот велосипед стоит 12 фунтов» — о моей денежной наличности. В расхожем смысле «субъективного» вторичные качества не субъективны, хотя и верно, что в стране слепых прилагательные, обозначающие цвет, не нашли бы применения, тогда как прилагательные для обозначения формы, размеров, расстояния, направления движения и т. д. имели бы такое же употребление, как и в Англии.
Аргументы в пользу субъективности вторичных качеств фактически держатся на любопытной вербальной уловке. Такие прилагательные, как «зеленый», «сладкий» и «холодный», приравниваются к прилагательным, выражающим чувства дискомфорта и их противоположности, например, «ослепляющий», «аппетитный», «обжигающий» и «промозглый». Но даже и при этом желаемого вывода, как мы видели, ниоткуда не следует. Назвать воду «до боли горячей» не значит сказать, что говорящий или кто-то еще испытывают боль. Но косвенным образом оно действительно относится к людям, испытывающим боль; и поскольку переживание боли есть состояние сознания, а именно состояние страдания, то можно сказать, что выражение «до боли горячий» косвенно и inter alia намекает на состояние сознания. Тем не менее из этого, конечно, не следует, что выражения «вода тепловатая» и «небо синее» даже косвенно намекают на состояния сознания. «Тепловатый» и «синий» не суть прилагательные, выражающие дискомфорт или удовольствие. Об одной дороге можно сказать, что она скучнее другой и длиннее третьей. Однако если первое описание действительно указывает на чувство скуки путешественника, то второе вообще не имеет отношения к его настроению.