Понятие сознания
Шрифт:
Несмотря на то, что философы — люди весьма критичные — да они и должны быть такими, — их раздоры (wrangles) — все же не побочный продукт их приверженности той или иной партии или интеллектуальной школе. Конечно, среди нас и в нас самих действительно немало приверженцев, гонителей ересей и агитаторов; только это не философы, это что-то другое под тем же многострадальным именем. Карл Маркс был достаточно мудр, чтобы отвергать обвинение в том, что он — марксист. Да и Платон не был, на мой взгляд, столь уж правоверным платоником. В нем был слишком силен философ, чтобы думать, будто сказанное им есть последнее слово. Это уже его последователи стали идентифицировать следы его шагов с направлением и конечной целью его пути.
II. «Это должно было быть»
Теперь сразу перехожу к подробному обсуждению одной конкретной дилеммы. Это — дилемма, которая,
Вчера вечером я в определенный момент кашлял, а в другой определенный момент лег спать. Следовательно, в субботу было истинно то, что в воскресенье в одно время я буду кашлять, а в другое — отправлюсь спать. В самом деле, и тысячу лет назад было истинно, что в определенные моменты в определенное воскресенье тысячу лет спустя я буду кашлять, а потом лягу спать. Но если это было истинно заранее — всегда заранее, — что я буду кашлять и лягу спать в эти два момента в воскресенье 25 января 1953 года, то, значит, я не мог этого не сделать. В сложном утверждении «было истинным, что я нечто сделаю в определенное время, а я этого не сделал» заключалось бы противоречие. Это аргумент совершенно общего характера. Все, что кто-либо когда-либо делает, все, что когда-то с чем-то где-то происходит, не могло не быть сделанным или не произойти, если было заведомо истинно, что тому-то предстоит быть сделанным или тому-то предстоит произойти. Таким образом, все — в том числе все, что мы делаем — было предзадано в любой предшествующий момент времени. Все, что есть должно было быть. И значит, ничего из уже произошедшего нельзя было избежать, и ничего из того, что реально не было сделано, невозможно было сделать.
Эту мысль — что для всего происходящего было заведомо истинно, что ему предстоит произойти, — иногда передают в образной форме, говоря, что Книга Судьбы была полностью написана в начале времен. Когда что-то действительно происходит — значит просто, так сказать, перевернута страница с сюжетом, который во все времена уже существовал в записи. Кое-кого из фаталистов эта картина привела к предположению, что Бог, если таковой существует, или мы сами, если нам достаточно повезет, можем иметь доступ к этой книге и читать будущее. Но это лишь затейливое украшение того, что само по себе является строгим и на вид суровым аргументом. Мы можем назвать его «аргументом фаталиста».
И вот заключение этого аргумента от предшествующей истины — а именно что ничего нельзя изменить — прямо идет вразрез с обычным знанием о том, что в некоторых вещах мы виноваты сами, что некоторые из грозящих несчастий можно предвидеть и предотвратить и что всегда есть место для мер предосторожности, планирования и взвешивания альтернатив. Говоря о ком-то, даже в наши дни, что рожденный быть повешенным не утонет, мы произносим это как шутливый архаизм. Мы действительно считаем, что от самого человека очень во многом зависит, быть ли ему повешенным, и что у него больше шансов утонуть, если он отказывается учиться плавать. И все-таки даже мы не совсем защищены от фаталистского взгляда на вещи. В ходе сражения я вполне могу почти поверить, что где-то на вражеской стороне лично для меня заготовлена именная пуля или что такой пули нет, так что прятаться в укрытие или бесполезно, или незачем. В карточных играх и за рулеткой легко поддаться настроению, что наше везение или невезение, так или иначе предопределено, хотя мы прекрасно понимаем, что так думать — нелепо.
А как можно отрицать, что все происходящее было предопределено от века? Что неладно с аргументом от предшествующей истины к неизбежности того, о чем заведомо истинна заведомая истина? Ведь, безусловно, логически невозможно, чтобы пророчество было истинным, а предреченное событие не произошло.
Прежде всего надо заметить, что посылка данного аргумента не требует, чтобы кто-либо, даже Бог, что-то знал об этих предшествующих истинах или, если выразить это более образно, чтобы была кем-то написана или могла быть кем-то внимательно прочитана Книга Судьбы. Именно это отличает чистый аргумент фаталиста от смешанного теологического аргумента о предопределении. Этот последний аргумент основан на предположении, что по крайней мере Бог заведомо знает о том, что должно произойти, а возможно, и предопределяет это. Чисто фаталистский же аргумент основан только на принципе:
Говоря: «Было истинно, что…» или «Ложно, что…» — мы весьма часто, хотя, конечно, не всегда, комментируем какое-то реальное заявление или мнение человека, которого можно идентифицировать. Иногда же мы даем комментарии более общего характера о чем-то, во что верили или сейчас верят какие-то люди, которых не удалось и, скорее всего, не удастся идентифицировать. Можно ссылаться на веру в дурной глаз, не зная никого, кто ее разделяет; мы знаем, что ее разделяло много людей. Так что фразы «Это было истинно» или «Это ложно» можно сказать, вынося вердикт о заявлении и автора с именем, и автора безымянного. Но посылка аргумента фаталиста — «То, что это произойдет, было истинно до того, как оно произошло» — не подразумевает никого, с именем или безымянного, кто сделал бы это предсказание.
И еще третий смысл может подразумеваться фразой «Это было истинно тысячу лет назад, что тысячу лет спустя эти слова будут произнесены в этом месте». То есть если бы кто-то предсказал, что это произойдет — а этого, разумеется, никто не сделал, — он был бы прав. Здесь мы имеем дело не с действительно сделанным предсказанием, которое оказалось истинным, а с оказавшимся истинным возможным предсказанием. Событие, о котором идет речь, сделало истинным не действительное пророчество. Оно сделало истинным то, что лишь могло-бы-быть пророчеством.
Да и можно ли сказать хотя бы это? Настоящая пуля может поразить цель, но разве может поразить цель пуля, которая лишь могла-бы-быть? Или точнее было бы сказать лишь, что поразить цель могла бы пуля, которая могла-бы-быть? Исторически звучащие фразы «Оказалось истинным», «Сбылось», «Осуществилось» вполне успешно применяются к реально сделанным предсказаниям. Однако в заявлении, что оказалось истинным предсказание, которое могло-бы-быть сделано, или что его сделало истинным соответствующее событие, заключен трюк, возможно, и незаконный. Если лошадь, на которую не сделали ставок, выигрывает забег, можно сказать, что она принесла бы денежный выигрыш тем, кто на нее поставил, если бы таковые были. Но нельзя сказать, что она действительно принесла выигрыш тем, кто на нее поставил, если бы таковые были. Нет ответа на вопрос: «Сколько денег она для них выиграла?» Соответственно мы не можем с чистой совестью сказать о событии, что оно подтвердило предсказания, которые могли быть сделаны на его счет. Нет ответа на вопрос: «В каких пределах точности были верными эти предсказания о времени и громкости моего кашля, которые могли-бы-быть сделаны?»
Обратимся к понятиям истинности и ложности. Характеризуя чье-то утверждение — например, утверждение в будущем времени — как истинное или ложное, мы обычно, хотя и не всегда, хотим не просто отметить, что предсказанное произошло или не произошло, а выразить что-то гораздо большее. Есть что-то порочащее в «ложном» и что-то почтительное в «истинном» — некий намек на неискренность или искренность автора, на опрометчивость или осмотрительность его как исследователя. Это проявляется в нашем нежелании характеризовать как истинные или ложные чистые догадки, когда в них открыто признаются. Если вы пытаетесь угадать, кто выиграет забег, ваша догадка окажется верной или неверной, правильной или неправильной, но истинной или ложной — едва ли. Для открыто заявляемых догадок эти эпитеты не годятся, ибо один из них излишне хвалебен, другой же враждебно сверхкритичен в отношении автора догадки, не заслуживающего ни того, ни другого. Там, где строят догадки, нет места для искренности или неискренности, для тщательности или небрежности исследования. Сделать предположение не значит дать заверение или объявить результат исследования. Те, кто строит догадки, ни достойны доверия, ни недостойны его.