Попаданец со шпагой-2
Шрифт:
Но больше всего раздражают именно членистоногие, как там было в анекдоте: «Чрезвычайно богат животный мир Западной Сибири, здесь обитает более десяти тысяч видов животных. Одних только комаров девять тысяч видов». В Сибири я не был, но впечатление такое, что в лесах под Смоленском, всевозможного гнуса не меньше. И весь он собрался именно в этом месте исключительно для знакомства со мной. Надо было в своё время на предмет репеллентов подсуетиться. Но поздно переживать на эту тему.
Клеща бы не зацепить. Хоть в это время энцефалитных особо много в Европе быть не должно, но всё равно — очень не хочется.
Наконец открылась подходящая полянка, на которой и стали устраиваться ночевать. Подумалось: не поставить ли на всякий случай растяжку на тропе — передумал — запросто какой-нибудь лось может вляпаться, а нам лишний шум ни к чему. Не посмеют французы лес прочёсывать — чревато. Да и следопытов у них нет, если, конечно, кто-нибудь из местных не скурвился. Но это вряд ли.
Палаток мы не имели, но вроде бы ночь обещала быть тёплой и ясной. Солдаты разошлись кто за дровами, кто повёл на водопой лошадей к ручью, протекавшему неподалёку, а у нас с лейтенантом появилась возможность продолжить дискуссию.
— Ну что же, господин Ван Давль, — я опустился на расстеленный на траве плащ и пригласил лейтенанта пристроиться рядом, — какие претензии вы имеете к манере ведения военных действий нашими войсками?
— Я уже говорил по этому поводу: вы воюете как бандиты, из-за угла, не принимаете открытого сражения, — кажется, он всерьёз верил в то, что говорил. Ишь — ноздри растопырил и смотрит с вызовом.
— Сударь, — поспешил я поставить на место обнаглевшего пленника, — не забывайте о своём положении и потрудитесь воздержаться от оскорблений армии, в которой я имею честь служить. А по поводу «лицом к лицу» — смешно требовать этого от противника, имея чуть ли не пятикратное превосходство в силах. Не находите?
— Это не повод действовать так, как действуете вы.
— А, по-моему — очень даже повод. Кстати, я участвовал в сражении под Островной, если вы слышали об этом бое, то должны знать, что русские могут бить ваши соединённые полчища, даже уступая в количестве батальонов.
Судя по тому, как засопел мой собеседник, про тот арьергардный бой он слышал.
— Это не сражение — это именно арьергардный бой. Но остальные действия ваших войск, а конкретно подчинённого вам отряда...
— Непривычны? — улыбнулся я.
— Не просто непривычны — вопиющи! Так не воюют цивилизованные армии!
— Да что вы говорите! — я уже конкретно веселился. — А скажите, когда ваши предки воевали за свободу своей страны с испанцами, по каким правилам они уничтожили дамбы и ввели свои корабли в затопленные города?
— Это другое, — несколько смутился оппонент.
— Почему? Значит, затопить города, в которых, между прочим, находятся женщины, дети и старики, для вас вполне приемлемый способ ведения боевых действий. Держать осаду городов, где от голода, жажды и болезней будет вымирать как сам гарнизон, так и мирное население — тоже, а взрывать мосты, по которым идут напавшие на вашу родину вооружённые захватчики, или расстреливать их из засады — недостойно воинской чести. Так вы считаете?
— Я не могу ответить, — набычился лейтенант, — я солдат, а не судейский. Но чувствую, что вы неправы, несмотря на убедительность того, что прозвучало.
— Я прав, сударь. Могли уже убедиться, что с вами обращаются так, как и положено с военнопленным. Но любого вооружённого иностранца на нашей земле, мы будем уничтожать любыми доступными способами. Вот когда русские войска придут во Францию и Голландию — можете не сомневаться — будем искать сражения в поле...
— Господин капитан, — вытаращился на меня голландец, — вы в самом деле считаете, что Россия сможет победить Императора?
— Более чем уверен в победе России. Как и в том, что Наполеон скоро перестанет быть не только правителем Европы, но и французским монархом.
— Такого не может быть никогда, — снова задрал голову голландец, словно взнузданный.
— Поживём-увидим, — не стал я вступать в бесполезный в данной ситуации спор. Кое-какие сомнения в его череп заронить удалось — тоже неплохо.
Меж тем ребята уже развели на поляне практически бездымный костерок и стали прилаживать над ним котёл. Разносолов, конечно, на ужин не ожидалось, но кашки хотя бы похлебаем.
Уже забулькала греча, когда Спиридон, расстелив небольшую скатёрку, стал нарезать хлеб и сало на находящемся неподалёку пеньке.
Только сейчас я подумал, что нужна ложка для пленника — свою ему никто не даст, а дать ему вылизывать котелок, после того, как поедят остальные, или предлагать черпать кашу горстью — как-то не очень...
Пришлось, чтобы не выглядеть после совсем по-дурацки, пойти поискать подходящую щепу, и вырезать из неё некоторое подобие лопатки — с нормальной ложкой не сравнить, но хоть что-то...
— Лейтенант, — обратился я к Ван Давлю, — водку пьёте?
— Пью. А вы предлагаете?
— Предлагаю. Будете?
— Вы всем пленным такое обслуживание обеспечиваете?
— Не всем, — я оставался спокойным, не смотря на явное нахальство голландца, — те пленники, кто считают, что делают одолжение, принимая пищу и питьё из рук тех, кто взял их в плен, не получают ни того, ни другого.
— То есть, если я не буду у вас просить еды, то и кормить меня не будут?
— Да перестаньте. Вас не будут кормить насильно и не дадут еды, если от неё откажетесь. Так есть будете?
— Благодарю.
Вот же зараза!
— «Благодарю, да» или «Благодарю, нет»?
— «Благодарю, да». Только чем и из чего? — вы ведь не поймали мою лошадь, а всё необходимое для еды осталось с ней.
— Из общего котелка. Вот этим, — протянул я лейтенанту свой «скородел».
Скривился, конечно, но выбирать особо не приходилось. Ничего — перебьётся. Не в ресторан всё-таки пришёл.
Перекусили. Потом, тщательно продраив котелок травой и ополоснув в ручье, заварили «лесной чаёк» из листьев земляники и черники — русскому человеку хоть без какого-то чая спать не лечь.