Попаданец со шпагой
Шрифт:
Как-то в армии, не помню, по какому поводу, мой комвзвода (бывший боксер) рассказывал: в боксе, проигрывающий по очкам зачастую делает ставку на нокаут (а что ему остается?). И это обычно очень хорошо заметно противнику, если тот имеет кое-какой опыт боев. Обычно номер не проходит, но последний шанс – он и есть последний шанс…
Мой явно стал готовить атаку «ва-банк». Разговоры прекратили оба, чувствуя приближение кульминации боя.
Что я ему сделал? Чем мешаю?
Да просто своим присутствием, наверное. Вряд ли этот несчастный ощущает во мне конкурента,
Пошел актер в атаку. Уже совершенно по-глупому пытаясь сбить ударами мой клинок с линии, упирающейся в его грудь.
Пара шагов назад, чтобы провалить соперника, перехват в «круг-шесть»… Вот и все: если взята защита, то рефлексы требуют дать ответ в приблизившееся туловище противника. Что и было сделано: мой клинок заскользил по его, гарда неумолимо отклоняла угрожавшую мне сталь, и шпага, врученная подполковником, неотвратимо пробила грудь бывшего актера, бывшего бойца арены и нынешнего террориста…
На его лице, умирающем лице, читались исключительно ненависть и что-то очень похожее на непреодолимое желание уволочь меня вместе с собой в края счастливой охоты.
Оттолкнул соперника невооруженной рукой, контролируя тем не менее ситуацию – вполне может на последних вздохах полоснуть сталью по столь родному мне организму. На фиг, на фиг…
Стоял и смотрел, как в этом чужом времени умирает человек из времени моего… Откуда у него такая неприязнь и неверие? Не верь. Не бойся. Не проси? Человек человеку волк? Не верится. Актер все-таки. Интеллигент, хоть и бывший. Чего вдруг в бутылку полез на свою голову?
А я тоже хорош: только-только закончил убивать в своем мире, но визит в новый опять-таки начал с убийства. Что за карма такая?
От самокопания меня отвлек топот лаптей хозяина хутора…
– Не смей трогать дверь, дурак! – только и успел я крикнуть.
Внял. Тормознул. Но не въехал:
– Как же так, барин? Ведь там бабоньки мои…
– Вот и не дергайся, пока я не разрешу, если хочешь их живыми увидеть. В подполе они, говоришь?
– Истинно так.
– Чем крышка прижата?
– Так не ведаю. Столом, наверное.
– Понятно. Постой тут, пока я не позову.
Угу. Что-то вроде этого я и ожидал: закрытой дверью защемлен кончик веревки. Причем синтетической, значит, кое-что у него с собой имелось. Машина, вероятно, где-то недалеко. Странно, что хуторянин о ней ничего не сказал.
Так, что за адскую машину пациент успел сварганить из подручных материалов? Вряд ли граната: раз у него пистолета не было, то странно ожидать наличие более серьезного снаряжения… Скорее всего, канистра с бензином… Ставится в наклон, удерживается натянутой, переброшенной через что-нибудь веревкой, ну и свечка зажженная неподалеку. Попытался представить процедуру установки – стремно. Но больше никаких вариантов не придумывалось.
– Эй! – крикнул я хозяину дома. – Загляни в окно, что видишь?
– Так не видно ничего, – донеслось в ответ через минуту.
– Вырежи пузырь.
– А без этого никак?
Во куркуль! У него там жена с двумя пацанками, а он копейки считает!
Окошко маленькое, не пролезть, но разглядеть внутреннюю обстановку вполне себе можно.
Глаза потихоньку привыкли к полумраку помещения. Небогато живут хуторяне: стол, действительно стоящий ножкой на люке, пара лавок, печка, кровать… Ничего криминального и угрожающего дому неприятностями не видать. Может, в сенях? Но там окна нет. Ладно.
– Гвоздь и молоток имеются?
– Найдутся, – ошалело посмотрел на меня абориген, – а зачем?
– Тащи давай! – не стал я заниматься разъяснениями.
Аккуратненько приколотив кончик веревки к косяку, отогнал хозяина и Петра на относительно безопасное расстояние. Ну что же: если покойник меня перехитрил – конец местным бабам, а может, и мне заодно…
Толкнул дверь. Открылась. И ничего.
То есть ничего и быть не могло – просто кусок веревки, защемленный дверью. Блефовал наш подопечный.
А ведь с меня столько потов сошло… Ну, зараза!
На всякий случай осторожно прошел в дом, внимательно осмотрел стол, опирающийся на крышку люка в подвал – вроде ничего подозрительного.
– Эй, внизу! – Это я уже открыл выход из подпола. – Сами выйти сможете?
В ответ – испуганное шушуканье. Да ну его к бесу – я им психолог-реабилитатор, что ли?
Позвал Еремея – пусть сам со своими бабами разбирается – и снова вышел во двор.
Теперь машина – геморрой на мою голову. Куда парень эту жестянку заховал, и что мне с ней делать? И чего эта груда штампованного железа в трактире не сгорела? Насколько меньше проблем было бы!..
Из избы вывалило слегка ошалевшее, но вроде счастливое семейство. Ниче так жена у Еремея – не в моем, правда, вкусе – крупновата, но вполне себе интересная женщина для своих лет. А девки мелкие совсем, я, честно говоря, ожидал на выданье, судя по возрасту самого хозяина, ан нет – лет восемь-двенадцать…
Крестьянин, а за ним и все семейство бухнулись передо мной на колени и стали с причитаниями биться головами о планету. Среди всего этого вяканья и бормотания можно было разобрать только общий смысл: «Спасибо, барин! Век за тебя молиться будем!..»
Короче:
– Еремей! Встань и подойди!
– Слушаю, ваше благородие! – немедленно нарисовался, как лист перед травой, мужик. Невооруженным глазом было заметно, что самое заветное его желание – спровадить нас поскорее со двора. Хренушки!
– Покойника мы заберем…
– Покорно благодарим!..
– Не перебивай. Где его повозка? – Подзащитный, кажется, собрался включить дурочку: и глаза округлил, и на роже попытался «Я жду трамвая» изобразить… – Только не врать! Где?
– Так вы, барин, про колесницу его бесовскую? – запричитал землепашец. – Так как перед Истинным – не ведаю. Приехал, да, на телеге без лошадей – черная вся… А дальше мы все в подполе сидели, только вас встретить меня покойник, – мужик перекрестился, – и выпустил.