Попаданец в себя, 1963 год
Шрифт:
Дошли к вечеру, как и предполагал. Приставили лестницу, я поднялся, пес – остался сторожить. Темно уже, но в жилище и лампа есть с керосином, и запас продуктов, и растопка рядом с железной печкой, вытесанной из бочки. Такая вот лесная буржуйка. Я, когда уходить буду, пополню запасы – таежное братство. Керосин зря жечь не стал, света и от печи хватает. Вынес Агдаму вяленого мяса, сам пожевал с сухарями, сходил по маленькому и спать. Утро в лесу раннее, лес засонь не любит.
Проснулся на зорьке от стука кастаньет. Лежу, думаю – кто это тут чардаш с перестуком танцует?
Выставил лесенку (я её на ночь втянул в дом), спустился. Оказывается рядом был небольшой, шагов десять
Я на всякий случай сбегал за двустволкой, зарядил жакан и картечь, а потом, положив ружье на камни, умылся ледяной водой и испил ее, как воду жизни. Воздух пьянил, в кедровом лесу он особенный, не зря самые лучшие лесные курорты сосновые и кедровые. Я когда-то работал в таком пионерлагере от Норильского металлокомбината в сосново-кедровой роще на берегу Енисея. Сказка, как там было хорошо.
Медведица покосилась на меня и увела малышей подальше, вверх по ручью. А я все лежал на гладких камнях и слушал журчание ручья.
Ах, ручей, чей ты – чей? Я – от снега и лучей… Я – бегу…, я смеюсь…, Я сейчас с другим – сольюсь…Мы эту песенку, как речевку, исполняли в том пионерлагере. И одно из лучших стихотворений любимого мной Константина Случевского:
Упала молния в ручей. Вода не стала горячей. А что ручей до дна пронзен, Сквозь шелест струй не слышит он. Зато и молнии струя, Упав, лишилась бытия. Другого не было пути… И я прощу, и ты прости.Течет ручей. С сопки и туда, к речке Бугульдейке и в Байкал. А как же, 336 рек и ручьев впадает в это ненасытное озеро, а вытекает одна Ангара. Убежала она в давние времена от сурового Байкала, убежала к веселому и судоходному Енисею. Озлился Байкал, кинул ей вслед огромный камень. Так и лежит этот камень в истоке реки, зовут его: «Шаман камень».
Звенит ручей, а я думаю о том, что на фига мне эта охота на несчастных любителей орех белок и проворных соболей. Беличья шкурка, соответственно снятая чулком и с присоленной мездрой, стоит гроши до трех рублей в зависимости от качества. Соболь на приемном пункте потянет рублей десять – двенадцать. За месяц могу без опыта добыть до пятидесяти белок и пяток соболей. Эти же деньги могу заработать за месяц в редакции на одних лишь гонорарах. Да и есть у меня деньги, немного золота осталось, из Охотска должны прислать не менее четырехсот. Заплачу охотнику наличными, ему еще и лучше. А сам сяду и накатаю за месяц повесть про отшельника. Ее скорей всего и не опубликует, уж больно предполагаемый герой не соответствует облику советского строителя коммунизма, но этот строй через четверть века рухнет и повесть может пойти в тему эксклюзива.
– Эй, Агдам, – встал я с камней, перезаряжая «зауэр» на крупную дробь, – пойдем чего-ничего на обед подстрелим. Соскучился я по тетеревиному мясу.
Глава 24
Сижу у костра, читаю газеты, которыми перекладывал вещи в рюкзаке. В «Комсомолке» прочел удивительную вещь о том, как «21 августа 1963 пилот «Аэрофлота» Виктор Мостовой сумел посадить аварийный пассажирский авиалайнер Ту-124 на поверхность Невы в центре Ленинграда. Ни один пассажир и член экипажа при этом не пострадал!». Вот были же люди, профи высшего класса. А в 2020 только и слышно, как самолеты падают из-за халатности команды.
А вот в «Красной звезде», а я в ней в прошлой жизни публиковался, сообщение о том, что «29 сентября 1963 года – атомная подводная лодка Северного флота К-181 всплыла на Северном полюсе». Ну, при Путине тоже Заполярье тоже было военизировано нами до крайности. Северный полюс и Северный Ледовитый океан – наше все, с военной точки зрения очень важные регионы.
Впрочем, я в этом ничего не понимаю.
Плохо, что всего две батарейки для фонарика взял, а так бы мог и по вечерам свой роман писать.
Пишется легко. Сперва хотел начать с происшествия, о котором скорблю и в ненависти к диктаторам кусаю губы. О том, как первый выстрел, произведенный поверх голов демонстрантов, сбил любопытных ребятишек с ветвей платанов. Они падали безмолвно, будто в замедленной съемке, хрупкие фигурки детей 10–12 лет. Мертвые.
Если пробьюсь к власти, зубами буду рвать всех этих Хрущевых-Маленковых-Микоянов!
С продуктами и свежатиной проблем нет. Рябчики садятся вокруг совершенно безобидно, Агдам как-то выгнал (отбил от стада) подсвинка. Я его, естественно, завалил, и мы с псом потом бегали между деревьев, спасаясь от разъяренного вожака, секача с жесткой холкой мне под грудь, вепря из темных сказок. Так что жареной птицей и солониной мы обеспечены.
Забив разумом эмоции я все же начал роман нейтрально. У мастерового – инженера с завода, а инженер, как известно, это французское ing'enieurот лат. ingenium – способности, изобретательность. Вот и мой герой постоянно сталкивается с тем, что его изобретательский талант не востребован и в лучшем случае превращается в рационализаторский пшик по мелочи и поощряется десятью рублями или грамотой. И тут у этого изобретателя от моральной неудовлетворенности и неудач на личном фронте просыпается дар предвидения. Но, как известно, нет пророков в родном отечестве.
Он пытается предупредить о скором землетрясении, которое разрушит город (надо потом подобрать город, где уже было землетрясение), но безуспешно. Ни профсоюз, ни партком, ни в милиции, ни в КГБ его не слушали и, даже, заставили пройти обследование в психушке.
Над ним смеются. А после того, как земля дрогнула и город погиб вместе с людьми, его стали опасаться, а иной – и бояться.
И он уходит в отшельники.
Как раз до этого места дошел, когда медведица украла у меня из ручья кусок поросятины. Убивать маму я не мог, хотя медведей с той ещё жизни недолюбливаю – их представитель в зверинце вырвал мне мышцу на левой ноге.
Я тогда работал зоотехником в зооцирке – прятался от милиции. И как-то пьяные рабочие выпустили из вольера медведицу Риту.
Зверинец одним крылом выходил на задние огороды частного сектора, второй его конец граничил с жилой улицей. Со стороны остановки уже подтекали любопытные. Метавшаяся медведица почему-то не вызывала у них никакого страха, хотя некоторые зеваки были с детьми.
Рита – “девчонка” некрупная. На четвереньках она выглядит чуть больше сенбернара. Но я-то знал, на что способен даже мелкий медведь!