Попаданец в себя, 1963 год
Шрифт:
Мне нравился сам процесс покупок. Неспешного хождения по магазину, где поутру народа было немного, реальная возможность купить что угодно. Я забрел в продовольственный отдел, загрузил в сумку полбатона языковой колбасы за 4-50 килограмм, пирожные картошка в картонной упаковке по 30 копеек за штуку, килограмм апельсин для пацанов, хлеб, баночку зернистой икры. У винного отдела я долго раздумывал, потом купил бутылку болгарской «Плиски» за семь семьдесят, на просторах солнечной Болгарии до сих пор ходят легенды, утверждающие, это пойло создали чисто на потребу рынка Советского Союза. Сами болгары предпочитали пить фруктовые самогоны, типа «сливовици»
Уже на выходе я купил книжку. Какой-то детектив в мягком переплете. Леонова.
Я степенно шел обратно. Сумка сыто похлопывала меня по боку. У метро какой-то бич попросил закурить. Не глядя я сунул ему двадцать копеек. Он рассыпался в благодарностях, а я окончательно ощутил себя нормальным человеком. Странно, как быстро мы сбрасываем шелуху вынужденности. Помню, в той – первой жизни после выхода из зоны я уже дней через десять вернулся к привычкам свободного человека. Никаких стереотипов, навязанных многолетним режимом тюрьмы, не осталось, лагерь вспоминался, как коротенькое приключение.
Администраторша покивала мне подбородками. Я сухо ответил, поднялся к себе, постучал. Открыл Вася, спросив предварительно, как я и предупреждал его, кто стучит. Я вошел, похвалил мальчишку за предусмотрительность, вывалил на стол фрукты и остальное. Пацаны, естественно, прежде всего заинтересовались пирожными. Слопав их, они принялись за апельсины. Я же, сняв пальто и с удовольствием вымыв руки, вспомнил, что забыл купить спортивный домашний костюм. Ладно, успеется. Хотя… тапочки тоже забыл.
Вздохнув, я подумал, что БОМЖовские стереотипы пока полностью не стерлись. Налил себе немного коньячного самогона, выпил, блаженно защурился и закусил долькой апельсина, услужливо протянутой чутким Витьком. Раскрыл детектив Николая Леонова. Мы его в советское время любили: известный отечественный писатель и кинодраматург, классик советского детектива, автор популярных романов и повестей о сыщике Льве Гурове:
«Сегодня по радио передали, что температура минус 42 и школьники до седьмого класса октируются, освобождаются от занятий. Мы с Ленкой поиграли немного в снежки а потом я почитала немного и тут почтальон принес письмо от папы, я его прочитала и села писать дневник, как он мне советует, чтобы грамотно выражать мысли. Вот бы научиться писать как папа. Он как настоящий писатель пишет.
А я вчера писала сочинение: «Самый лучший день в моей жизни». Я написала что самый лучший день в моей жизни был тогда когда я пришла из школы домой а дома чисто, полы вымыты, на столе жареная картошка, а мама трезвая. Интересно что мне поставят за это сочинение?..».»
Черт побери, это же мои строчки. Я написал повесть: “Мой папа – аферист”, написал еще в первый год перестройки, отослал ее в издательство “Респекс”, несколько раз звонил туда, а мне все отвечали, что рукопись рассматривается. Потом нахлынули разные события, мне стало не до того. Напечатали, значит.
Я резко открыл последний лист. Так, издательство «Молодая гвардия», тираж 100 тысяч, автор Николай Леонов. Прекрасно, я теперь пострадавший автор! И гонорар, наверное, не смогу получить? Ну-ка, когда вышла книга? В прошлом году.
Опомнись, сказал я сам себе, это в прошлой жизни было, а сейчас 1953 год. И никакого издательства «Респекс» не существует. И тиражи нынче миллионные, а на гонорар можно купить машину или дачу.
Я снова раскрыл книгу:
«В Москву Лева переехал больше года назад. Сначала высоким начальством был решен вопрос о переводе в столицу отца Левы – генерал-лейтенанта Ивана Ивановича Гурова. Вдруг неожиданно перевели в Москву и начальника Левы – полковника Турилина, который добился перевода и для Левы. Отец же все сдавал дела.
Родители и воспитавшая Леву домашняя работница, хозяйственный руководитель семьи Клава, должны были приехать в октябре.
Первые полгода Лева жил в общежитии, затем Гурову-старшему дали большую квартиру в новом доме. Лева с двумя чемоданами переехал в пустые гулкие комнаты, купил раскладушку, долго таскал ее по квартире и наконец установил на кухне. Еще через несколько месяцев от родителей прибыло два контейнера с вещами. Сейчас ящики загромождали квартиру, создавая лабиринты. Лева закрыл дверь в комнаты, оставив себе переднюю, ванную, туалет и кухню. Этим он хотел подчеркнуть, что ко всей остальной территории не имеет отношения и тем более не несет за нее никакой ответственности.
Москва и Управление уголовного розыска встретили Леву прохладно. В группе вместе с Левой было четыре человека…»
Я взглянул на часы. Не механически, а с удовольствием. Как посматривал ежеминутно в 15 лет, когда папа купил мне на день рождения мои первые часы – “Спортивные”, с фосфоресцирующим черным циферблатом, противоударные, пылеводонепроницаемые. Они в те 50-е годы стоили рублей пятьсот, треть зарплаты советского инженера.
Я налил полстакана джина, запил пивом. Появился легкий намек на аппетит. Я вяло пожевал кусочек колбасы без хлеба. Пацаны собрались куда-то. Они уже помылись, Вася переоделся. Витек почему-то купил ему школьную форму, посчитал, наверное, что так конспиративней, менты цепляться не будут. По крайней мере, выглядел мальчишка прилично.
– Деньги есть? – спросил я.
– Пока есть, – ответил Витек. – Сдача твоя, да и мои. Мы погуляем, а потом придем.
– Только про меня ни одной душе.
– Понятно, конечно. Я и не знал, какой ты крутой. Теперь тебя ищут эти, которых ты поставил. Мы про тебя никому не будем говорить, не видели. Да и спрашивать нас о тебе не будут. Поинтересуются, где деньги достали, так я скажу, что заработал.
– Ладно, ладно. Идите. Вот, гостевую карточку возьми, а то вечером охрана не впустит.
– А ты?
– Меня и без карты пустят. Администраторша запомнила.
Пацаны ушли, я запер дверь и прилег с сигаретой, поставив пепельницу на стул около кровати. События шли поспешной чередой. Даже в самых буйных причудах воображения я не мог бы надумать такое. Вот я уже и убийца, и писатель. Кем я еще стану?
Глава 5
Поспал я недолго. Когда пацаны заколотили в дверь было часов восемь вечера. Сон не освежил. Голова кружилась, подташнивало. Я посмотрел на стол, там была только еда. В сумке алкоголя тоже не было.