Попаданец в Содружество

Поселягин Владимир Геннадьевич

Валера оказался вполне хорошим отцом и мужем. Понимая, что скоро в армию, а зацепиться в университете не смог, две попытки поступить закончились провалом, тот старался найти подработки, работал в стройотрядах в выходные, по Москве работы хватало, копил деньги, чтобы Аня и дочка могли продержатся два года, пока тот служит. Да и Аня, по описанию Павла, так парня-соседа звали, очень серьёзная и сознательная девушка. В этом году та собирается поступить в мединститут, врачом хочет стать. А так весенний призыв восемьдесят второго года, сейчас май, конец месяца, и парни, Валера и Паша встретились в военкомате, сами не ожидали этого и решили держаться вместе.

– Какой Афганистан? – не понял я.

– Мы решили воинами-интернационалистами стать. Записались.

Мысли, что Валера парнем был серьёзным и сознательным, тут же ушли. У него семья, дочке едва год, а он на войну собрался. Ну не идиот? Покачав головой, и поморщившись, потерев виски, уточнил:

– А билет комсомольский значит восстановил?

– Если только на заводе, – пожал плечами Павел, и снова в туалет побежал, пока очередь не собралась.

Многие уже

просыпались, и их не наш шёпот разбудили, дневальный поднял, мол, время подъёма. Я же сидел и, размышлял обо всём, что услышал. Нет, в принципе неплохо вроде выходит всё, честно говоря, хочу передышку, и не желаю пока в Содружество возвращаться, до сих пор передёргивает как вспоминаю тот исследовательский центр, где со мной работали. Ух, штурмом бы их взять и всех в пепел. А тут ностальгия, и я с удовольствием нырну в этот мир, вспоминая, что было так давно. Да и языком владею, потому что во всех жизнях его испиливало, мысленно, или вслух, чтобы не забывать. Ладно, парень молодой, женат и дочка есть, хорошо, я сам ответственный, буду заботиться, как и положено. Афган так Афган, посмотрим, что можно сделать. Спокойно жить, имея статус воина-афганца, состоять в братстве, тоже неплохо. Скоро девяностые, пригодится. Однако я больше размышлял о магическом хранилище. Полгода не действовало после удара псионов, оно вообще есть? Помогут медитации узнать. Сутки нужны, да спокойные, а где их сейчас тут найдёшь? Да и честно говоря, особой надежды, что хранилище уцелело, у меня нет. Впрочем, попробую, когда будет время. Пока же нас вывели, хмурый сержант из дежурных, сначала заставив двоих из наших помыть полы, там стошнило кого-то. Там с вещами, и повели в столовую, где и покормили разваренной пшённой кашей, водичкой под видом чая, и тремя кусками хлеба. Хоть так. Мы в тени у стены здания сидели, нас тут с полтора десятка, минут десять как зал столовой покинули, утро, а уже жарко внутри, когда начали выкрикивать номер нашей команды. Я кстати не сразу отреагировал, кто-то из наших услышал, и по цепочке передал, так что встали и направились к немолодому прапорщику. Этим утром наша команда первой была. Китель чуть помят, наград или наградных планок не было, кажется он местный, тот быстро провёл подсчёт, выкрикивая фамилии, а я чуть пристав на носки вглядывался в сторону въездных ворот с КПП, где как мне кажется стояла Анна.

– Анна никак? – подтвердил Павел, что стоял рядом, тоже увидел её. – Не одна, с дочкой.

Сам я откликнулся, когда моя фамилия прозвучала. Тут прапорщик указал на струю «шишигу» чуть дальше, где водила курил у кабины, и велел грузится. Я же обратился к нему:

– Товарищ прапорщик, разрешите с женой проститься, у ворот с дочкой стоит.

– Пять минут, – глянув на наручные часы, дал тот добро.

Я двинул к воротам, пока парни, насчитал их девятнадцать человек, устраивались в кузове грузовика. Что-то их много, машина не такая и большая. Пашка было двинул следом за мной, но прапорщик на него рявкнул, мол, у девушки может быть только один муж. Меня кстати выпустили наружу, и я крепко обнял Анну, ох и хороша дивчина. Причём, старался не помять девочку на её руках. А после объятий так и забрал себе. На сгиб локтя. Девочка заметно оживилась, годик уже, на голове красная панамка, взяла и положила мне на плечо свою голову.

– От тебя странно пахнет, – сказала Анна, с лёгкой грустью улыбаясь.

– Это я ещё помылся. Ты не знаешь, как от других воняет. Мы с Пашкой вместе устроились. Ты лучше быстро напиши адрес. Вчера отмечали какой-то сивухой, многие траванулись. Мне вот по памяти ударило. Может, вспомню, может и нет, но адрес наш почтовый из головы вообще вылетел. Сама как? Хватит средств, пока меня два года не будет?

– Ты же почти тысячу рублей заработал, у меня на книжке лежат, и три тысячи от твоих родителей остались с книжки. Месяц назад, наконец, наследство получить смог.

– Да, точно. Должно хватить.

– Я экономная, квартира с мебелью есть, даже останется, когда ты вернёшься, – достав из сумочки блокнот с коротким карандашом, та стала быстро писать адрес.

Тут у меня появились некоторые подозрения, чуть помедлив, я спросил:

– Напомни. А где мои родители погибли?

– Не погибли, а пропали без вести. Сам так говорил. В Афганистане. Ты и это забыл? Ты меня пугаешь, Валера.

– Да-да, вспоминаю, – пробормотал я.

Ну да, теперь у меня всё сложилось, ясно, почему Валера так рвался в Афган. Мы же пока продолжили общаться. Я выяснял, как та устроилась. Школу, десятый класс, та в этом году закончила, а один учебный год пропустила из-за дочки, но вот наверстала. А тут уже собирается поступать на врача. Соседка, пожилая и одинокая старушка, в случае нужды пообещала с Машей посидеть. А пока мы общались, «шишига» выехала с территории военкомата и встала чуть дальше. Прапорщик открыл дверь, проветрить кабину, но не выбирался, поглядывая на нас. Тут он постучал по циферблату часов. Мы ещё раз крепко обнялись и я побежал к машине.

– Машу отдай!

Вот так под смех призывников, что это видели, я бегом обратно, отдал кроху и к кузову. Легко взлет наверх, устроился на краю лавки, вещмешок под ноги, и махал рукой, пока мы ехали прочь, а Анна бежала за нами следом, тоже махая. Чёрт, даже прослезился. Пашка прав, хорошая девушка и думаю замечательная жена, несмотря на молодость. Что по нам, то недолго ехали, пока не въехали на территорию железнодорожного узла. Без понятия какого, но один из парней опознал Киевский вокзал недалеко, полчаса ждали у машины, пока не пришёл пассажирский состав, вагоны плацкартные, набитые призывниками. Старший состава, в звании капитана, принял документы, большой пакет у прапора, пересчитал нас, и его помощник, в звании старшины, распределил по вагонам. Где свободные места. Это конец состава. Плюс из машины выгрузили коробки с сухпайками,

нас кормить несколько суток. В тот же вагон мы сами и понесли, передав старшему вагона, им и был старшина. С Пашкой мы на верхних полках устроились, рядом. Повезло, я попросил его присмотреть за мной, хочу выспаться, а то голова болит, чтобы меня не трогали. Обещал посодействовать. Так что лёг, и стал медитировать. Нет, всё-таки надежда, что хранилище сохранилось, у меня было. Через сутки узнаю.

– Покинуть машины! – раздалась команда, и мы стали выбираться из кузовов арамейских грузовиков, а некоторые и из автобусов.

На нашем эшелоне, почти пять сотен призывников было, собирали мелкими группами по пути, от Дальнего Востока и вот до Азии, с каких только уголков света парни не встречались. Сначала трое с половиной суток шли до Термез, там после выгрузки на вокзале, на машины, и меньше часа до крупной учебной базы ехали, уже вечер, пока не привезли на место. Тут учебная база, как слух прошёлся, граница с Афганистаном. Как сообщил старшина, старший вагона, я с ним довольно толково пообщался в пути, сверхсрочник, нас тут будут готовить два месяца, дальше уже в часть. На мой вопрос, оружие выдадут перед пересечением границы или уже в части, тот замешкался с ответом, а потом честно ответил, что не знает. Он там не был. Логично выдать сразу, чем везти безоружных призывников через половину Афганистана, где чуть не за каждым камнем злой моджахед сидит. Так что тут придётся на своём опыте выяснять. А так я был в отличном настроении. Сутки медитаций, спасибо Павлу, отвлекал внимание от меня, поднимал только поесть, но сутки пролетели, как не было, и хранилище открылось. Я даже кач запустить успел, и сразу сбегал в туалет, благо не стояли, ехали, открыты были, припёрло, и на койке вырубило часов на восемь, там подняли на обед, выдавали сухпай. В общем, магическое хранилище при мне и уже накачалось на два с половиной килограмма, на момент когда нас построили, все пять сотен призывников. На плацу боевой части прошла перекличка, дальше столовая, хорошо покормили, знали, что нас привезут, и баня. На выходе получали нательное бельё и форму, уже темнело, когда со свёртками в руках проходили в казарму. Обычная на вид красноармейская форма была. Как уже выяснили, две недели карантина с сильными физическими нагрузками ожидали, там присяга и дальнейшее обучение.

Надо сказать, я особо не высовывался. Был как все. Да и где там высунешься? Все вечерами вповалку падали на койки и сразу вырубало. Нагрузки были очень высокими. Нам тренировали выносливость, инструктора говорили, в Афгане это может кому-то спасти жизнь. Как Пашка переносил нагрузки, это словом не описать. Он уже музыкант, баянист. Мне-то полегче было, всё же в спортсмена попал, Валера даже какие-то призы в школе брал, и один на заводе, он там тоже в спортивной секции состоял, но всё равно очень тяжело было. Однако и видно, что нагрузки давали о себе знать, мышцы как на дрожжах росли, и выносливость повышалась. Присяга пролетела, мы уже молодые солдаты впитывали воинскую науку. Однако, повторюсь, в основном на базе выносливость, и умения ходить по горам тренировали, самое важное. На втором месте стрельбище, учили стрелять из «калашей», всем выдали «АК-74», кто-то «СВД» получал или пулемёты, но у большинства именно автоматы. Тактика, устав, и изучение бронетехники на последнем месте, мол, в части дальше обучат. Также давали информацию по Афганистану, какие там правила, и обучали, памятки выдавали, как должны себя вести воины-освободители, что и как делать, чтобы не попасть в разные неприятные ситуации. Мол, там совсем другой менталитет. И хорошо обучали, хотя я думаю, что двух месяцев всё же мало. Да и учебки эти недавно ввели, даже в это году, ещё отрабатывали практику по обучению. Думаю, позже дольше обучать будут.

Вот так два месяца и пролетали. За неделю до окончания, произошла трагедия, сорвалось с тропы трое бойцов, включая Пашку, пусть никто не погиб, но с переломами загремели в госпиталь. Надолго. Вот такие дела. Раз в неделю я обязательно отправлял письмо Анне, без описаний, тут за этим строго следят, просто романтические письма, узнавал как у них там в столице дела. Ну и получал ответные. Четыре письма успел получить, прежде чем учебка подошла к концу. Хорошо у них там всё. Анна уже закончила школу, получила аттестат, Последний Звонок у неё был. Уже сдаёт экзамены в медвуз. Это пока всё новости, я же отправил очередное письмо, сообщив, что скоро в часть отбуду, оттуда с новой полевой почтой письмо отправлю, а пока шёл от здания почты, тут это отдельное строение, приметил несколько сержантов, и повернул к ним. Двое были из нашей учебной роты. Кстати, командиром роты был старший прапорщик Данелец, и несколько сержантов инструкторы, и гоняли нас плотно, надо сказать. Много парней было оттуда, в Афгане уже не раз бывали, даже награды некоторые имели. Знали чему учить. Мне прапор дал двадцать минут на почту сбегать, я там не только своё письмо отнёс, ещё с десяток других парней. А тут мне одна интересная идея пришла в голову, вот и подошёл к сержантам. Всё как положено, козырнул, и попросил разрешения обратить, на что старший сержант Лобанов, командир первого учебного взвода, мой командир, кивнул, говоря:

– Обращайтесь, боец.

– Вроде нас завтра отправляют? Хочу увольнительную в город получить. Как мне это сделать?

– Вот наглый, увольнительная ему, – усмехнулся Лобанов. – Боец, в роту бегом марш.

Козырнув, я развернулся и побежал в сторону плаца, где у роты перед обедом проходила по плану строевая. Мои слова предназначались не Лобанову, а сержанту Васюку, писарю при штабе. Ходил слушок, что тот вполне мог достать увольнительную. Тем более за мной никаких грехов не было. А вот когда обед был, я уже заканчивал, отметил что сержант Васюк, маякнул мне, намекая на разговор. Так что, выходя из здания столовой, пошёл не как все, нам дали полчаса на послеобеденный отдых, а свернул за угол, следом за сержантом. Отойдя к курилке, даже за неё, та не пуста, тот повернулся и сказал: