Попаданец в Содружество
Шрифт:
– Чирик, и будет тебе сегодня увольнительная. На четыре часа. Покупатели из частей уже прибывают, времени больше нет.
– Мне хватит. Получу увольнительную, червонец твой.
– Хорошо.
Тот направился в штаб, я кстати отметил, что Лобанов со стороны за нами приглядывает, а я к составу роты, что устроились в тени, тоже рядом присел, облокотившись спиной о стену здания. Многие бойцы уже спали, как вырубило. Причём, мы за здание столовой ушли, офицеры не любят таких отдыхающих и праздношатающихся солдат. Даже не успел прийти наш ротный, поднять, дальше вроде марш-бросок с полной выкладкой до вечера, когда Васюк вернулся, и показал сначала увольнительную прапору, тот не возражал, потом мне передал. А червонец скользнул незаметно в его руку. Вот и все дела. Так что я поспешил в казарму, привёл себя в порядок, и на выход, к воротам, к которым я подошёл в сопровождении трёх сержантов, включая Лобанова. Те тоже увольнительные имели. Впрочем, даже рад, они машину
На рынок я не пошёл, а ушёл в частный район, где подходил к оградам, вежливо приветствовал, и узнавал, не нужно ли где на хозяйстве поработать? Сначала старик был, помог ему перекидать дрова в сарай. Купленные дрова-то. Сам тот с трудом ходил, в спину ступило. Пообщались, сообщил, что завтра отбываю на территорию Афганистана, хочу сладкое прикупить. Нет ли у того варенья? А дед был фронтовиком, воевал в Великую Отечественную, награды имеет, орден Отечественной войны второй степени на пиджаке носил. Так тот мне вынес мешочек сухофруктов, килограмм пять, в основном изюм и курага, а также три банки с персиковым вареньем, и денег брать отказался. Правда, всё же продал мне неплохой медный котелок на четыре литра примерно. Английский, как тот сказал. С дужкой, подвешивать над костром. За три рубля отдал. Я незаметно прибрал в хранилище. Дальше начал поиски, и одна молодуха, тоже узбечка, предложила подработку. Передвинуть шкаф надо. Правда, когда зашли в дом, обняла. Ну понятно что было ей нужно, по шальным глазам понял, так что на час задержался. Ох и хорошо произвели время. Да там и горячих лепёшек выдала, пять штук, помыла котелок и налила шурпы доверху. Только сготовила. Варенья разного, я незаметно в хранилище убирал, сушёного мяса выдала несколько кусков, говядина, но главное отличное шерстяное одеяло, а также кусок брезента. И за многое я честно платил. Да вся наличка ушла. Правда, меня прогнали, скоро дети с речки вернутся, не хотела чтобы те меня застукали. В хранилище осталось свободным восемь килограмм, так что продолжил, есть куда убирать добытое. Ну а то что было, я изменой не считал. Более того, произошло кое-что такое, что заставило меня сильно задуматься. Вот так искал подработку, а быстро нашёл у одной старушки, и размышлял.
Работы у старушки хватало, нужно в курятнике весь навоз собрать и вынести, очистить, а там, похоже, несколько лет не убрались, целые кучки. Эвересты. А в качестве оплаты шла неплохая польская туристическая палатка, от внука осталась. В горах незаменимая вещь, особенно ночами. Цвет, правда, оранжевый. Я осмотрел оплату, другой более интересной нет, вес девять килограмм, четырёхместная, вполне годиться в качестве оплаты. Беру, целая, вполне неплохая палатка. Так что отложил ту, снова в тюк свернул, разделся донага, старушка штаны дранные выдала, сменная одежда, дальше активно работал лопатой, и бегал с двумя вёдрами, тачки у той не было, в сад, всё вываливал в одну кучу, на компост, навозу ещё перегнить нужно, под персиковые деверья позже та сама разнесёт. А времени мало, ещё и в часть нужно ввернуться, вот я и носился как угорелый. Ну знаете, это всё же получше марш-броска, что у нас бывали чуть ли не каждый день. Утром бег на десять километров, это обычное дело, налегке же. А марш-броски вообще жесть. Из нас к слову, мотострелков готовили. В общем, времени мало, вот и носился. И ведь успел, всё сделал, даже доски водой из колодца окатил, и помыл тряпицей, потом сам помылся у корыта, так что палатку честно заработал, по пути убрал, еле вошла. Пришлось достать мешочек с сухофруктами. Всё равно парням планировал отдать, меня не поймут, если с пустыми руками вернусь, так что было куда. Плюс, приметив кур, убрал одну что худее. Как раз ушла. В этом и причина моих размышлений, что уже больше часа не дают покоя.
Когда я получал у молодухи нужное, то та выдала двух связанных кур, отбежала, а я их убрал в хранилище. А потом в голову пришло, на черта сделал это? Тут лучше забить, общипать и тушки убрать. Достал, а те живые, я в шоке был. Этого не могло быть. Так что куриц не взял, вернул, не до них было. А у старушки, дважды
– Антошин, а за какие такие заслуги ты увольнительную получил?
– Чирик писарю и получил на руки, – пожал я плечами.
Все замерли вокруг, а тёзка, Казанцев тоже Валера, медленно спросил:
– Ты хочешь сказать, что заплатил писарю и получил увольнительную?
– Ну да, при нас же обсуждали сержанты у курилки. Забыл?
– А-а-а, точно. А я не понял. Чёрт, я уж думал, ты на особиста работаешь, постукиваешь. Местные парни говорили, их можно вот так, по увольнительным вычислить. Им бывает дают.
– Ну да, бывает, – согласился я, заканчивая подшивать воротничок. – Я узнал у писаря. Покупатели уже прибыли, завтра распределение.
– Да это итак известно.
– Да? А известно, что нашу роту всю в Шестьдесят Шестую мотострелковую бригаду направляют? В Джелалабад.
– Нет, – медленно проговорил Казанцев, он кстати из Брянска. – Я про это не слышал.
Тут в казарму зашёл наш прапор, за ним семенил дежурный по казарме, младший сержант Гузеев.
– Антошин, быстро сюда, – велел дежурный, и я подбежал, в трусах и майке.
– Рядовой, ты в городе сегодня был? С сержантами? – спросил прапор.
– Так точно.
– С ними был?
– Нет, товарищ старший прапорщик, как машину покинули, разошлись, они вроде на базар, а я в частный район. Больше их не видел.
– А зачем тебе частные подворья? – заинтересовался прапор.
– Так денег нет, а парням что принести надо. Помогал одному старику дрова сложить. Фронтовик он, банку варенья дал. Потом старушке курятник от навоза очищал, сухофруктов и тоже варенья дала. Сладкого-то хочется.
– Угу, ясно.
Прапор развернулся и стремительным шагом покинул казарму, а Гузеев потёр бритый затылок, он вообще русак, на кавказца ничуть не похож, но мелкий и шустрый.
– М-да, – только и протянул тот, с интересом рассматривая меня. – Навоз значит носил?
– А что с парнями, товарищ младший сержант?
– Сами не знаем, в комендатуре сидят, что-то натворили. Вроде статья ждёт.
Развернувшись, тот двинул к каптёрке, а я вернулся к койке. Мы стали живо обсуждать, что это вообще было. Похоже, сержанты вляпались в какое-то дело. А так вскипятив воды в стеклянных банках, шесть нагревателей было, заварки нашли, всё в дело пошло, не только варенье, но и сухофрукты. Да, меня ругали, что спиртного не принёс, но другие наоборот защищали, мол, правильно сделал.
– Первая и последняя увольнительная, – воздохнул я.
– А что, в Афганистане увольнительных нет? – спросил Казанцев.
– Лобанов сказал, что не бывает. Кто тебя в чужой город отпустит? Самоволки только.
Вот так и легли спать. А с утра, до завтрака беготня, сдать оружие по описи, подсумки и магазины, я быстро отстрелялся. Нас оказывается, в часть повезут безоружными, на месте выдадут. Помню, читал неделю назад книгу «Живые и Мёртвые», там вышел отряд из окружения, оружие приказали сдать, и повезли в тыл, а там их танками давить немцы стали. Что-то мне это не нравиться. А то, что в учебке использовали, это учебное пособие. Ну да ладно. Уже после завтрака погрузка в машины. Я думал, построят, «покупатель» осмотрит, но нет, в машины загрузили, с вещами, да пересчитали перед этим. Вещмешки под ноги, и двинули к выезду. Я же ещё когда забирался в машину, удивился, увидев хмурого Лобанова, что лез следом.
– А вы чего, товарищ старший сержант? – спросил я у него.
Тот только щекой дёрнул и буркнул:
– Куда вы без меня? Пропадёте.
Мы же с парнями переглядывались, пока «Урал» двигаясь в колонне, покидал территорию учебки. Сержанты не раз говорили, что они тут службу закончат, не их дело моджахедов гонять, но видимо вчера хорошо повеселились, раз командование части их с нами, новобранцами, направило с новым назначением. Лезть в душу никто не стал, видно, что взводный не в настроении, сел на лавку у заднего борта, швырнув вещмешок на пол, и сидел, нахохолившись. Могло и прилететь от него, уже сто дней до приказа пошло, дембель. Правда, долго тот не сидел, а кликнул меня, я у кабины был: