Попаданка и баба Яга
Шрифт:
– Какая Владычица, какая рыба? – взвилась колдунья. Она начала метаться из угла в угол, как тигр в клетке. Волосы, которые недавно были заплетены пусть в небрежную, но косу сейчас золотым наэлектризованным облаком колыхались над ней. Это было дико, но прекрасно. Я пялилась на хозяйку дома, а она носилась, не переставая тараторить: – Ты меня вообще не слушала? Поторопилась я назвать тебя умницей. Ты займешь мое место. Мое, а не какой-то Моревны. Нет, я не буду утверждать, что она плоха, но она сильна только в воде. У нее одна стихия.
И тут до меня дошло. Нет, действительно дошло, что это не шутка, не сон и не галлюцинация. Настолько нереальных вывертов сознания не бывает. Горечь от осознание собственной кончины там на Земле накрыло душной волной. Мое время вышло. Я должна покинуть близких и дорогих людей. Только представив, как будут убиваться дети, как внуки будут рыдать, как правнукам осторожно будут говорить, что я ушла…, меня накрыло. Слезы защипали глаза. Нос шмыгнул раз, потом еще… Закрыв лицо ладонями я начала раскачиваться всем телом стараясь подавить рыдания, заставляя себя успокоиться. И тут меня погладили по голове…
Все мои потуги оказались напрасны. Я заревела!
– Ну, ты чего? Твои же близкие под присмотром будут, —пробасил над ухом какой-то мужик. – Если она там будет, то сможешь заглядывать к ней время от времени…
Не сразу до сознания дошло, что бас звучит слишком близко. Из-за того, что в нем проскакивали мурчащие нотки, он пробирался в душу, словно урчание кота, забравшегося на грудь и включившего свою тарахтелку.
Это было настолько интимно, что я заткнулась и начала оглядываться в поиске такого отличного успокоительного, но кроме ведьмы, что стояла посреди комнаты и с состраданием взирала на меня, никого не увидела.
А прикосновения не исчезли. Мои волосы все так же перебирали, теребили, ерошили и тихонечко уговаривали:
– Будешь видеть, как растут твои кровиночки, – гудел над ухом невидимка, запуская нежными и мягкими поглаживаниями волну мурашек по шее и спине. Его шепот убаюкивал: – Узнаешь, что в их жизни произойдет.
Стряхивая сон, я зажмурилась, потрясла головой, а потом медленно обернулась на звук. Пусто. Потерла ладонями лицо, а когда вновь оглянулась, то обомлела – за моим левым плечом завис бородатый, косматый старичок.
Глаза изумрудные, большие, круглые, а зрачок, как у кота. Волосы, подстриженные “под горшок”, необычного цвета – дымчатые. Босые ноги вытянуты, словно он на цыпочках стоит. Одет, как на картинке: в холщовые штаны и длинную, почти до колена, льняную рубаху с вышивкой по вороту.
– Твою же дивизию, – пробормотала я, щипая себя за…, ну пусть будет, ногу. – Домовой.
– А кого ты ожидала увидеть? – усмехнулась ведьма, а мужичок поклонился в пояс.
И не ответила я ему так же ни потому, что посчитала себя выше этого.
Просто, в это миг старалась понять: какая информация, выданная этим мифическим героем, царапает меня…
Глава 4
Прищурившись, я смотрела на домовитого духа и при этом пыталась вспомнить все, что он наговорил. Ведь что-то меня зацепило в словах нового знакомца.
А потом меня осенило, и я задала, как мне кажется, самый логичный вопрос:
– И как же это можно увидеть?
– Тю, дурында, – иронично протянул дух домовитый. – Тебе же Явина сказала, что станет якорем.
– Кто тебя за язык тянул? – взорвалась колдунья. – Она еще не дала согласие, а ты уже мое настоящее имя выболтал.
– Не блажи, – окоротил ее старик, а я, соглашаясь с его словами, кивнула. – Ишь, яжить*(браниться) вздумала, словно не мудрая Ага, а крикливая Яга. Она согласна! Я же вижу. Токмо, еще не озвучила…
– Явина, – мои бедные очи, они от изумления уже прошли все геометрические фигуры. – Баба Яга?
– Посмотрела бы я на тебя, после двух тысяч лет без отпуска, – уперев руки в боки кинулась защищаться колдунья. – Тут не только Бабой Ягой станешь, тут и Окостенелой роль примеришь. Ты, даже на тридцать лет не желаешь занять это место!
– Стой! – гаркнула я, да так, что сама чуть не оглохла. Ведьма остолбенела. Ее локоны упали пышной волной, прикрыв грудь и спину. Красавица, на автомате перекинула всю копну вперед и заново принялась плести косу буравя меня взглядом.
А домовой хмыкнул:
– Два лаптя – пара. Подходящая ведающая тебе Явинушка досталась. Как вернешься, так вдвоем спокойно со всем миром управляться будете.
Мужичок, а он реально молодел прямо на глазах и стариком его назвать уже язык не поворачивался, продолжал невесомо гладить меня, но что-то его прикосновения больше не помогали.
– Да, какая из меня баба Яга? – подскочив, завопила я. – У нас в сказках она детей в печку совала…
– И ты сунешь, – нахмурилась Явина, а у меня от ее убежденности ноги подкосились. Благо от скамьи не убежала. А ведьма, закрыв ладонями лицо, бубнила: – Как придет к тебе мать, что раньше времени разродилась с синюшным дитем, да грохнется на колени с мольбой о спасении, так и будешь смотреть в свое сердце: отказать или жизнь дать. Да, еще неизвестно, согласится ли с твоим выбором мироздание…
– А причем здесь печь, – начала я выпытывать, непроизвольно касаясь рук женщины, чтобы ее успокоить. Как она вцепилась в мои пальцы!
Образы хлынули, словно мои собственные воспоминания: слабенькие младенцы, залитые слезами лица разных женщин. Тесто, раскатанное как пеленка, над которым шепчет Явина выдавливая из себя весь запас силы до капли. Огромнейший расстегай на хлебной лопате, который, продолжая что-то шептать, бледная, почти белая, ведьма засовывает в печной зев и тут же вынимает…