Попаданка ледяного дракона

Свадьбина Любовь

Саран распахивает невидящие глаза. В них мерцают кристаллики льда, во всём его теле: уплотняя, меняя, усиливая. На коже проступает голубоватая, точно топазы, чешуя.

Магия артефакта обнаружила его вторую половину – не просто подходящую пару избранную, а истинную пару – денею.

Саран оборачивается драконом, разнося цепи, чёрные кандалы и дирижабль в мелкие осколки и щепки.

«Витория!» – взывает он мысленно, но не получает ответа.

Его пронзает луч белого света, выстреливает в небеса.

Родовой артефакт вливает

магию в тело Сарана так резко и быстро, что иного дракона это бы убило, но Сарана это окончательно изменяет: его поднимает в воздухе, чешуя покрывается белоснежной бронёй. Когти растут, растут кости и мышцы.

«Витория», – Сарана пронизывает ужасом: он её совсем не чувствует, будто её нет, но бьющаяся в нём магия доказывает обратное: Витория жива. Рядом. Она его истинная пара, его сердце, жизнь, душа – всё.

Распахнув крылья, он выпускает ледяные смерчи. Смотрит, но не видит собравшихся на отбор и нападающих. У него одна цель: найти Виторию, укрыть её своим крылом, чтобы её трансформация, возможная только рядом с ним, завершилась, сотворив из человеческой девушки настоящую драконессу. И тогда никто не сможет их разлучить.

Опустившись на землю, Саран оглашает окрестности чудовищным рыком, призывая свою вторую половину вернуться, прижаться к нему, разделить этот дар Великого дракона, жизнь, чувства…

Но Витория не отзывается.

Зато теперь Саран видит вестников Бездны – врагов, которые могут её отнять, и его охватывает ярость.

***

Вспышка белого света выстреливает в небо, озаряет лес. И меня ударяет, прошивает насквозь, что-то закручивается внутри, кипит. Завалившись на мох, краем глаза среди расплывающихся крон вижу столб сияния.

От Академии доносится рык.

Странное чувство пробивает и Семиглазку, она болезненно вскрикивает – и умолкает.

«Семиглазка!» – накатывает паника, а коса молчит.

Морда с огромными чёрными глазами нависает надо мной.

Меня сотрясают судороги, но я пытаюсь отползти: не хочу к властям, не хочу под арест, не хочу…

– Да стой ты, – шестилапое чудище судорожно меня оглядывает. – Погоди, дурёха!

– Не арестовывай, – шепчу в ужасе. Перед глазами пляшут искры, кажется, что всё вокруг белеет.

– Про закон я пошутил! – бормочет чудище. – Вставай, нам надо уходить. Тебе надо уходить. Срочно. Прямо сейчас… иначе…

Сквозь звон в голове снова прорывается яростно-тоскливый драконий рык. Белые крылья вспыхивают на синеве неба.

Белый дракон – как тот, что забрал Сарана. Наверное, это его отец… если поймает меня – убьёт.

– Проклятье, – шипит белое шестилапое чудовище, ухватывает меня зубами за рубашку и тянет прочь, судорожно машет крыльями, поднимая над корнями, ветками.

Чудовище тащит меня от Академии, и немота в теле, ощущение, что мои кости замораживает и ломает, постепенно отступает.

– Зачем ты это делаешь? – шепчу я. – И что со мной?

И кто ты? И…

Силы иссякают. Семиглазка зацепляется за куст, и котоподобное чудовище отпускает меня, чтобы выпутать косу из плена веток.

– Зови меня Повелитель, – заявляет неведомое существо. – Та магия, которой ты ударила по Академии – она мне родная, она вернула мне часть сил, и я надеюсь, ты достаточно благодарна, чтобы напитать меня ещё больше. А с тобой… Тебя, моя дорогая, прокляли драконы. Единственный способ спастись – увеличить дистанцию между вами. Так что давай, шевели лапами, нам надо уходить.

Вместо эпилога

Со стены поместья, в котором Витория и её отец дожидались отбора принцев, отлично видно полыхающий Нарнбурн. Видно даже резвящихся вестников и бросившихся на защиту горожан каменных драконов академического моста.

Вампирским усиленным зрением можно разглядеть проломленную стену Академии, отделённой от Нарнбурна полями и полуразрушенным мостом через реку, чем Марабелл и пользуется.

За крахом очередного плана Культа вампиресса наблюдает с огромным удовольствием: культисты так жаждали сорвать отборы принцев, но не смогли. Более того – один из принцев обзавёлся истинной парой, то есть стал раз так в десять-двадцать сильнее, чем при связи с обычной избранной.

Кто-то в Культе от отчаяния определённо будет рвать волосы.

Марабелл усмехается: Культ – слабаки, другое дело Неспящие: им что обычный дракон, что правящий, даже тот, который обзавёлся деней – все они ничто, пустое место в сравнении с богом смерти Нергалом. Поэтому Марабелл ничуть не пугает появление у врагов истинной пары.

Но здесь она не только ради возможности позлорадствовать.

Ветер колышет её чёрные пряди, гладит плотно сомкнутые чувственные губы, дёргает кружева на рукавах и воротнике приталенной рубашки.

На внутренней территории поместья в белой вспышке портала возникает Мэлар Никсэ и припадает на колено. По вспоротому на боку доспеху струится кровь, капает на бедро.

«Проклятый Дарион, – Мэлар задыхается от боли, но всё же поднимается. – Всё так же силён, тварь! Ещё и Виторию теперь искать неизвестно где».

Заметив сидящую на стене, так и не обернувшуюся к нему вампирессу, Мэлар застывает и усиливает ментальный щит. Переведя дыхание, насмешливо хмыкает:

– Не волнуйся, твой женишок жив и здоров. Насколько это применимо к архивампиру.

– Мне нет никакого дела до Санаду, я давно его похоронила – ещё когда он свалился в переход следом за тобой.

– О, – зажимающий рану Мэлар едва удерживается от судорожного вздоха. – А я думал, вампиры однолюбы. И если не ради вестей о Санаду, то зачем ты сюда явилась? В этой операции ты вроде не задействована, Ордену твой присмотр не нужен.