Попасть не напасть
Шрифт:
– Он самый. Кофе мне врачи запретили, так хоть шоколадом спастись. Его тоже, правда, много нельзя, ну пару чашечек мы с тобой примем. За здоровье моего внука Андрюши. Кстати – откуда такое имя?
Благовещенский хмыкнул.
– Ма…ша, – уменьшительное имя далось с трудом вместо привычного "Мария Ивановна" – рассказала. У нее был друг по имени Андрей. Не любимый, но человек, который очень многое для нее сделал. Она поклялась, что назовет сына в его честь.
– Был друг?
– Он умер. Маша сказала, что он прожил не самую
– Понятно. Что ж, хорошее имя. Ты на нее обиделся?
– Я ее готов был убить, – честно сознался Благовещенский. – Вот просто – прикончить! Это ж надо! Мой ребенок – и мне ничего не сказали! Ладно бы она меня не знала, не доверяла мне… ведь не доверяет, верно?
– Стоп-стоп-стоп. Не гони. Давай, выпей еще шоколада, а там и дальше будем разбираться.
Саша повиновался.
– Ты тоже был обижен на мать?
Как-то раньше он об этом отца не спрашивал. Ни к чему было. Или и так все было ясно? Если б обиделся – не взял бы в свой дом, не признал сына, не… А вот сейчас…
Привычная картина мира дрогнула, нарушилась.
Виктор Николаевич покачал головой. Медленно сделал глоток шоколада и аж прижмурился от удовольствия. Хорошо…
А потом еще и кусочек лимона утащил. Посыпанного кофе и сахаром. И улыбнулся сыну.
– Никогда не обижался.
– На мать?
– Вообще.
Саша удивленно посмотрел на отца.
– Непродуктивная эмоция, – пояснил патриарх семейства Благовещенских. – Надо понять человека, вот и все. А дальше, если ты его понял, ты либо принимаешь его таким, какой он есть, либо выкидываешь из круга близких, либо начинаешь обращаться, как с треснутой чашкой – не жди слишком многого, скоро вообще расколется.
– То есть?
– Армия плохо на тебя подействовала, сынок. У тебя остались либо свои – либо чужие. А мир не состоит из двух цветов, он многогранный и разноцветный.
Саша вздохнул. И отец без труда прочитал на его лице тоску от философии. Ладно же, будем более конкретны.
Дети есть дети, хоть им сорок, хоть им восемьдесят. Хоть они маги, хоть генералы.
И задача родителей – всегда, в любом возрасте, помочь детям справиться с теми проблемами, которые они сами почему-то не одолевают. Либо не видят, либо не понимают, что надо увидеть.
Ну ничего, сейчас он сыну покажет, куда бить, а дальше парень и сам разберется.
Что поделать, дети…
Не потому, что глупые, или маленькие, или еще какие, нет. Но человек живет на планете Земля и не чувствует ее движения. Вращение Земли хорошо заметно с Марса, к примеру. Саша сейчас такой землянин. Он внутри этой проблемы, он эмоционально вовлечен в нее и потерял способность мыслить абстрактно. И кто бы его за это упрекнул? А Виктор Николаевич смотрит со стороны. И готов подсказать сыну то, что тот пока еще не заметил.
– Что двигало твоей матерью? Любопытство, сострадание, желание помочь, влюбленность –
– Разве?
– Конечно. Разные люди, разные миры. Дочь купца и аристократ… нет, добром бы это не кончилось.
– Допустим.
– Любила она его? Нет. Любила она меня? Нет. Мог я это исправить? Безусловно. И нужно было лишь уделить побольше внимания и принять тебя, как своего сына. И все у нас прекрасно получилось, сам знаешь.
Саша знал.
Более счастливой семьи, чем свои родители, он не видел. Не напоказ, а внутренне, искренне счастливых. И лишь сейчас он понимал, сколько усилий для этого потребовалось приложить родителям. Когда сам носом об забор налетишь, оно так доходчиво получается!
– А что надо мне?
– Давай сначала определимся с поступками твоей… Маши.
– Допустим.
– Я распорядился навести справки, еще когда ты мне рассказал о ней. Итак, Горская, Мария Ивановна. До определенного момента обычная аристократка, ничего особенного, маг земли, с непроявленным даром, послушная дочь – серая мышь. Дальше интереснее. Отец решает выдать ее замуж за Демидова, ты в курсе истории, не так ли?
– Да.
– С княжной происходит несчастный случай. И после этого она меняется. Словно бы пропадает послушная дочь, она сбегает из дома, как теперь понятно, объявляется в Березовском и живет там под именем мещанки Марии Синютиной.
– Да.
– Саша, ты не задумывался, что жизнь – не роман? Это там то баба мужиком переоденется, то мужик – бабой, то дворянин – крестьянином.
– И?
– В жизни так не получится. Ты мне поверь, чтобы княжна могла жить, как мещанка… это практически нереально. А Мария Синютина еще и приобретает в собственность кусок земли…
– Лощину.
– Да. Занимается хозяйством… чтобы так поступить, надо иметь серьезный стержень. И цель.
– Я не задумывался.
– Ты восхищался, – припечатал отец. – А теперь подумай, что может быть целью девушки в таком случае?
Долго думать Александру не пришлось. У него перед глазами была мать, были сестры…
– Независимость.
– Возможность самостоятельно распоряжаться своей судьбой, верно. Это ей не удается, ей приходится, как я понимаю, выйти замуж.
– Приходится?
– Саша, а ты сам подумай? Какой муж подложит свою жену под другого мужчину, если ее искренне любит? Это не браке говорит, о сделке.
– Тоже верно.
– Во-от. Они получают каждый свое, но полагаю, стремление к независимости у Марии Ивановны проявляется еще ярче.
Благовещенский-младший почувствовал себя идиотом.
– Я об этом так не думал.
– Тебе никто не запрещает подумать, – поддел отец. И долил горячего шоколада.
Терпкая тягучая сладость прояснила мозги.