Шрифт:
1
Тимоша лежал на берегу реки Самарчук, читал книжку. Рядом были мостки из неструганых досок, позеленевших от воды. К свае была привязана старая лодка с пробитыми конопатью щелями и густо залитая смолой.
Принадлежала лодка Тимоше. Досталась еще от деда.
Тимоша совершал на ней путешествия по реке. Но теперь большую часть времени
Она всегда советовала Тимоше, какую книгу взять, в каком журнале прочитать о светящихся красках, о самой редкой и дорогой почтовой марке в мире, о новом музыкальном инструменте — экводине, о вертолетах-такси, о посадке семян по бумаге.
И Тимоша, как только начинались летние каникулы, каждый день отправлялся на берег Самарчука, устраивался в зарослях лещины, подле мостков, и принимался за чтение. Тут мать не донимала просьбами: напои кур, выпусти гусей, покорми ботвой поросенка. Тимоша мог исполнять мужскую работу, которую исполнял отец, когда был жив: вытянуть из колодца воды, напилить дров, подколотить в швах железо на крыше, чтобы крыша не текла. А гуси, куры, поросята — это он не любил. Брал книжку и убегал на реку.
К реке на мостки приходили хозяйки с коромыслами. На коромыслах — соломенные корзинки с бельем для полоскания.
Топоча голыми пятками, прибегали мальчишки и плюхались в воду. Хозяйки стегали их мокрым бельем, чтобы не мешались под руками и не баламутили воду.
— Тимошка! — приставали мальчишки. — Как мы плаваем?
— На втором месте, — не отрываясь от книги, отвечал Тимоша.
— Все на втором?
— Да. Все.
— А почему на втором?
— На первом топор.
Мальчишки обижались:
— А ты, Тимошка, и не моряк вовсе, а рекак! — Они подпрыгивали в мелкой воде. — Ре-как! Ре-как!
С противоположного берега, с песчаной отмели, раздавался крик:
— Тимоша! Эгей! Где ты, Тимоша!
Дорога из города в деревню шла в объезд. Но через Самарчук добираться было удобнее и ближе. Хотя никакой дороги и не было, а просто набилась тропка сквозь лес к отмели.
Колхозники просили правление устроить регулярную переправу. Но в правлении говорили, что свободные на балансе деньги должны пойти на ремонт дороги. И вопрос о переправе откладывался с месяца на месяц.
Тимошина лодка с весны была у мостков, и сам Тимоша — с книжкой на берегу реки. Кто спешил в город, приходил к реке и просил перевезти.
Тимоша прятал под рубаху книжку, садился за весла.
Работа перевозчика была Тимоше в охоту. Он любил реку.
Глянешь с лодки в глубину, а там светло и видно, как висят корни кувшинок, шныряют жуки-полоскуны, качаются на буграх длинные путаные травы. Летний рябой дождь сморщит воду, и уже ничего не видно. Только слышно, как шелестят, лопаются на воде пузыри. После дождя всплывет рыба, и начнется поклевка. Или вдруг наскочит ветер и погонит волну. Поднимет, завихрит донные пески, накидает в реку березовых листьев. А вечером звезды желтые нитки на воде натянут. Захрустят в тростниках птицы, укладываясь спать. А лягушки, наоборот, проснутся и закричат об этом на всю округу.
На реке вырос Тимошин отец, выросли деды и прадеды. Рос и Тимоша.
Сейчас Тимошу звала Зося.
Тимоша отвязал от столба лодку, вложил весла в уключины и поплыл.
Зося была на велосипеде. К раме и багажнику велосипеда были прикручены веревкой пачки книг, Зося ехала из города, из библиотечного коллектора, везла новые книги.
Тимоша помог Зосе втащить в лодку велосипед с книгами, и лодка заскользила обратно к деревне.
Зося сидела на корме и, щурясь от солнца, говорила:
— Достала книгу о Чкалове, Джека Лондона про Смока Беллью и Малыша. Помнишь, я тебе рассказывала о Малыше и Смоке? Они мыли золото на ручье Индианка.
Тимоша кивнул.
— Еще достала «Занимательную физику», «На краю Ойкумены» Ефремова, «Сын полка», «Золотой жук».
— А про Оливера Твиста?
— Обещали. А если не достанут, я напишу в Москву, в центральный коллектор или в магазин «Книга — почтой». Ты не беспокойся.
Когда причалили к мосткам, там уже стояла доярка Анюта в легком нарядном платье, в туфлях на тонких гнутых каблуках; губы тронуты помадой.
— Тимошенька, свет ясный, перевези! Боря в городе ждет. Опаздываю. Билеты в кино купил. «Тихий Дон», вторая серия.
Анюта впрыгнула в лодку.
— Ах! — Тонкие каблуки подвернулись, и Анюта свалилась на скамейку.
— Тоже мне! — буркнул Тимоша. — Еще бы потоньше нацепила!
— Ничего не поделаешь, Тимофей Иванович, мода. Сеанс в три сорок. Конечно, не поспею. Мотор бы ты какой привесил, что ли, а то все на веслах шлепаешь.
Анюта в волнении достала из рукава платочек, смяла в пальцах. В лодке запахло духами.
Только лодка ткнулась в песок, как Анюта, чмокнув Тимошу в щеку, выпрыгнула на берег. И опять — ах! — подвернулись каблуки.
Анюта сбросила с ног туфли, схватила их и побежала в город.
Тимоша сердито тер щеку — испачкала еще помадой! — и глядел вслед убегающей босиком Анюте. Решил остаться на этом берегу: все равно кто-нибудь подойдет из города.
Тимоша вынул из-под рубахи книжку и лег в тень около лодки на песок.
С поднятых на корме весел скатывались капли и, тихо звеня, падали в реку. На мелкой волне сверкали солнечные чешуйки. Белый песок был сухим и сыпучим. На узких листьях стрелолиста сидели капустницы и вздрагивали крыльями.
Послышался стук моторов: плыли лодки из соседнего рыболовецкого колхоза. Они плыли к зарослям на островах. На каждой лодке, кроме сетей, — длинные шесты. Ими колотят по воде в зарослях — выгоняют рыбу.
На тропинке показался зоотехник Сергей Николаевич.
— Служишь? — издали крикнул он.
— Вроде служу.
— Часы бы назначил, когда ты на реке, — и, подойдя к Тимоше, протянул пачку сливочного ириса. — Угощайся.
Тимоша угостился.
— Да я всегда на реке, пока мамка домой не загонит.