Поправка на человечность
Шрифт:
Еще хорошо, коли так...
Весь его задор куда-то разом испарился. Нервы сдали... Сделалось погано и тревожно.
А ведь поначалу было, как игра... Простой такой, невинный с виду треп...
Некоторое время мямляне тихо и согласно совещались меж собой.
Потом один из них - очевидно, самый главный - медленно приблизился к кушетке, на которой под непроницаемым прозрачным колпаком, как мумия в музее, возлежал Шарапкин, и почтительно сказал:
– Что ж, поздравляем. Вы сейчас сильнее... Считайте инцидент улаженным. Все! Мы возвращаем вас на Землю. Вот уж - воистину: удивительный мир! Страшный мир - для нас... Мы слишком рано прилетели. Или же - напротив... Думайте о нас, что хотите. И воспринимайте все, как сон. Так будет проще. Вам и нам. Расстанемся без шума.
– Да, но у нас день давно! Я на работу опоздал!
– возроптал Шарапкин.
– Поди, выговор влепят! Наш парторг совсем сдурел - дежурит по утрам на вахте...
– Никто ничего не узнает. Мы вернем вас - в ту же самую секунду, из которой вы исчезли.
– Как это?
– усомнился Шарапкин.
– В ту же самую... Да разве эдак можно?
– Можно, успокоили мямляне.
– Вы не беспокойтесь. _Э_т_о_ мы умеем... Все! Прощайте.
– Рад был познакомиться, - осклабился Шарапкин, тотчас же воспрянув духом, и нахально сделал ручкой.
– Мой большой привет!..
Внезапно все закружилось у него перед глазами, меняя очертания и цвет, а после его вдруг обволокла густая темнота, и стало нестерпимо тихо...
Он опять увидел звезды и родную Землю - так, как видели ее с орбиты космонавты...
Помнится, ходил с женой в кино, там были кадры... Все завидовал... Эх!..
Ярко-оранжевая дорога стремительно летела к голубому диску, вот она уже нырнула в облака, перебралась на теневую сторону планеты - внизу, приближаясь с каждым мигом, трепетали среди ночи разноцветные огни.
Внизу был город.
Там был дом.
Шарапкин шлепнулся обратно в свою теплую постель, не разбудив никого из домочадцев, и, словно повинуясь властному приказу, моментально забылся крепким сном.
А корабль чужой космической державы, набирая скорость, удалялся.
Улетал ни с чем.
Впервые мощная цивилизация планеты Мямля непритворно спасовала. Да и как ей было не спасовать!
Десять, пятьдесят, пятьсот, тысячу, ну, сотню тысяч человек - еще куда ни шло, их еще можно было как-то разместить на корабле.
Но гнать через Галактику планету, заселенную людьми, чтобы один из них, подлежащий изучению, как морская свинка, чувствовал себя при этом, как король на троне; перетаскивать планету, чтоб потом ее завоевать - вот уж воистину абсурд!
У Мямли просто сил бы на такое не хватило.
Типичный представитель оказался неподъемным.
Операция с колонизацией Земли откладывалась на неопределенно долгий срок. И никто не мог сказать заранее, когда он, наконец, наступит.
Земля этот секрет держала при себе.
Все происшедшее в ту ночь Шарапкину и впрямь потом казалось только сном.
Невероятным, странным, даже - в чем-то - может быть, смешным...
О нем он никому не говорил. Зачем?
Но чувство радости и ощущенье поразительной гармонии в большом и малом, обретенные им в ту удивительную ночь, Шарапкина уже не покидали никогда.
Как будто заново родился человек...
Это многих удивляло, кто соприкасался с ним.
И когда спрашивали, что случилось, Шарапкин, не задумываясь, отвечал:
– Проклятая бессонница замучила, ну, а теперь вот - как рукой сняло...
А что еще он мог сказать?