Популярность. Дневник подростка-изгоя
Шрифт:
Притворяйся, пока это не сбудется – подход удобный, спору нет, однако не такой уж и легкий. Особенно если твой собеседник не желает участвовать в разговоре.
– Ты боишься меня, я угадала? – настаиваю я, пододвигая к нему свой стул.
– Да.
– Не понимаю, почему.
Я воображаю себя актрисой, которая играет роль в кино. Скобки, очки, жемчуг, перчатки, шляпка – я улыбаюсь при мысли о своем образе. Сложно представить что-то менее пугающее, чем такой наряд.
– Мы могли бы познакомиться, и ты увидишь, что бояться совершенно нечего. Давай я начну. Мой любимый предмет
– История.
– Круто. У вас хороший учитель?
– Ну да.
Я вся взмокла от волнения, но не подаю вида и оживленно продолжаю:
– Иногда попадаются такие историки, с которыми ты просто весь урок читаешь по учебнику. Но это еще не самое плохое. У меня как-то была англичанка, которая не знала, кто такой Толкиен.
– Подумаешь, моя англичанка не знает, кто такой Эдгар Аллан По.
– Быть не может.
– Еще как может! – он смеется, и мое волнение как рукой снимает. Мы болтаем еще немного, пока он не уходит. Вот и еще одно новое знакомство в этом месяце.
Мне удалось пообщаться с разными людьми, и я обнаружила, что многие на самом деле еще стеснительнее меня. Некоторые даже отвечают мне с трудом. Мне-то всегда казалась, что я одинока в своих страданиях, но нет, вокруг полно робких людей.
Кого из нас временами не охватывала робость? Только у некоторых это проходит быстро и легко, как простая ветрянка, тогда как другие мучаются с ней, как с тяжелым гриппом.
Только вернувшись домой, я осознаю, что Итана сегодня не было в церкви. Раньше я остро ощущала его присутствие каждый раз, когда он приходил, каждую секунду. Теперь же я так сосредоточена на том, чтобы изображать уверенность в себе, что у меня не остается времени отвлекаться на него.
Может, он изменился.
Или наоборот – я уже не та, что раньше.
Я стою перед двумя девочками, которых после внимательного наблюдения выбрала для очередной серии своих обеденных приключений.
– Привет, не против, если я подсяду к вам сегодня?
– Эм-м, ради бога.
Я ставлю рюкзак на лавку и достаю из него бумажный пакет с ланчем.
– Кстати, меня зовут Майя. А вас?
– Дулси, – отвечает брюнетка. Она постоянно улыбается и по виду смахивает на шестиклассницу. – А это Элинор, – она указывает на свою стройную соседку.
– Что ж, рада познакомиться. Расскажите что-нибудь о себе.
Они переглядываются и хихикают. Я все еще не на шутку нервничаю, хотя уже девять дней как знакомлюсь с людьми. Дулси славная и смешливая, а вот Элинор держится отстраненно и при первой же возможности убегает в музыкальный класс.
В этот момент я понимаю, что Дулси остается обедать одна не только сегодня, но каждый день.
Кензи подходит к нам и спрашивает, не хочу ли я пойти с ней в библиотеку.
– Хм, ну, – я смотрю на сидящую в одиночестве Дулси, – я бы осталась еще ненадолго.
Кензи стоит, как вкопанная.
– Але, тук-тук, – стучит она мне по лбу. – Вы случайно не в курсе, куда делась моя подруга Майя?
– Ой, прекрати, – с улыбкой я отмахиваюсь от ее руки. – Присоединяйся к нам, если хочешь.
Сощурившись, она внимательно смотрит на меня и неторопливо опускается на скамейку.
– Ты… ненормальная.
В итоге Кензи остается с нами, и мы болтаем о том о сем до конца перемены.
Я провожаю Дулси до ее класса, и она улыбается мне на прощание.
Неужели получается? Неужели у меня и вправду появляются новые друзья?
Вчера я пришла в столовую пораньше и села за свободный стол. Обычно за ним всегда полно народа, но сейчас сюда никто не подсаживался. Спустя некоторое время ко мне подошли две девочки из хора.
– Майя, не хочешь сесть с нами? За нашим столом тесновато, но мы не хотим, чтобы ты сидела одна.
Я была так тронута! И сразу согласилась, еще заранее решив, что буду принимать приглашения от других столов. Но как бы мило это ни было, я всех тут уже знаю, так что новых знакомств завести не удалось.
Поэтому-то сегодня я сижу за нашим родным столом для изгоев общества. Мне совсем не хочется, чтобы мои друзья думали, что я их избегаю. К тому же Кензи уехала с оркестром на конкурс, и некому зудеть, что моя кампания провалилась, и я «приползла к ним обратно».
Вечером я с опозданием прихожу в церковь на занятие для молодежи. Войдя, я вижу новое лицо. Девушка кажется грустной и не в своей тарелке, и мне становится ее ужасно жаль. Без колебаний я иду прямо к ней, усаживаюсь рядом и завожу оживленный разговор, выманивая ее из своей раковины. Мне ли не знать, каково это, когда ты одна, и рядом нет друзей.
Когда в четыре года я пошла в подготовительную школу, у меня совсем не было друзей. По правде сказать, моим ближайшим товарищем была кукла моей мамы по прозвищу Мип-Мип. Это была даже не настоящая кукла, а просто мамина рука, и мама пальцами изображала открывающийся и закрывающийся рот. Но из-за боли в руке мама поручила папе положить конец этому безобразию.
– Где Мип-Мип? – спрашивала я.
– Мип-Мип уехала жить к своей сестричке Мод. Она больше не вернется. Не ищи ее.
В конце концов, уже в начальной школе, у меня появилась пара подружек. Но дружба давалась мне нелегко, и большую часть времени я была сама по себе. Бывали дни, когда я сидела одна-одинешенька, замерзая в снегу, в ожидании начала уроков, конца каникул. Я мечтала о близкой подруге, но только об одной. Больших компаний я боялась, как огня. Я считала, что лучше быть одной, чем загнанной в толпу людей.
Теперь я изменила свое мнение.
Сегодня на большой перемене я замечаю, что Вето, с которым у нас есть общий предмет, сидит в одиночестве. Он не входит ни в какие группы – он изгой, как и я. Я подсаживаюсь к нему, здороваюсь и приступаю к ланчу. Вето не отвечает, так что я выбираю тот же подход, что и к Гектору.
– Ты не очень-то разговорчив, – говорю я, жуя сэндвич.
Он отрывается от еды и смотрит на меня.
– Я тебя не знаю.