Попутного ветра!
Шрифт:
— Подумай, что он потерял и что приобрел. Впрочем, дело твое.
Адамант двигает по столу жестяную кружку с остывшим чаем — взад и вперед, будто выравнивает поверхность столешницы.
А я вспоминаю небо. Айшан запускал модельки планеров — он признавал только парапланы и дельтапланы, современную технику не любил. Он как-то сказал — небо для птиц, а не для железа.
И вот — летний луг, облако, подсвеченное оранжевым, запах чины и скошенной травы. Мне восемь лет. Айшан (на его руке пристроился солнечный зайчик) подбрасывает в воздух похожий
Когда воробьи плескаются в луже, они не становятся грязными. А вот если человек упадет в лужу… с неба.
— Он же не предавал нас? — спрашиваю. Адамант молчит, скотина.
Нелегко мне было придти к Айшану. Будто что-то несвежее съесть. А когда оказался подле его двери, всё прошло. Знакомая такая дверь, хорошая… светлое дерево, прожилки красноватые — всегда любил их рассматривать. Ну, не может быть прав Адамант… недаром отказался показывать всё остальное.
Умный он, конечно, только ни лешего не понимает…
Зато понял Айшан. Я часто слышал выражение «как натянутая струна», теперь получил возможность увидеть, каково это воочию. Вот таким он и был. Еще я понял, насколько привык видеть его солнышком эдаким, со всегдашним намеком на улыбку в глазах. Понял, когда встретил совсем другого человека.
— Я тебя искал, Мики. Много о чем хотел еще расспросить.
— Ну?
— Теперь не буду.
Я не успел удивиться — и не хотел удивляться. Айшан продолжил:
— Наш последний разговор, — он запнулся, и смотрел тревожно, в упор. — Твоя «пульсация» с наездами в город…
— Ты решил меня воспитывать, что ли? — криво пошутил я.
— Нет. Напротив… Хорошо, что зашел сюда.
Его взгляд следовал за мной, как луч искателя.
— Ты опять покинешь Лаверту?
— Ну?
— Не возвращайся. Лучше всего уезжай совсем.
— Зачем?
— Я и так слишком много сказал, — он отвернулся. Это не было приглашением уходить. Но он и вправду не собирался рассказывать.
— Я знаю, что за мной кто-то следит. Ты постоянно пытаешься меня о чем-то предупредить… И хоть бы раз договорил до конца. Не считаешь, что это глупо выглядит?
— Я не боюсь показаться дураком. Не путай меня с Рысью…
— Ладно. В прошлый раз ты намекал на какие-то неприятности, но ничего не случилось. Ты же не хочешь сказать, что авария была подстроена?
Он вздрогнул, уставился на меня какими-то даже пластмассовыми глазами. Сказал хриплым полушепотом:
— Нет, это слишком… Об этом я тоже думал. Просто совпало…
Я крутанул на подоконнике горшок с фиалкой.
— Как же ты, Айшан? Почему ты с ними связался?
Он вроде так недоуменно на меня посмотрел. Я бы даже поверил.
— С кем это?
Меня будто за шкирку приподняло и встряхнуло — осевшая злость всколыхнулась, пошла пятнами перед глазами:
— «Значит, лучший друг просто водит вас за нос» — «И правильно делает! Если он догадался… — „Очень плохо, если догадался. В ваших же интересах не допускать неосторожности„…что же ты так, непрофессионально работаешь? Не научили? Я всегда думал, там хорошие учителя!
Он уставился, будто перед ним привидение появилось и фигу показывает.
Тьфу ты…
— Откуда? — ему даже хорошо подвешенный язык изменил. Айшан совсем запутался — ну не может человек со стороны знать, разве что рассказали, или запись… зачем?
— А я всевидящий. Может, я и не человек вовсе, а? — меня понесло. Но если бы я замолчал, то горшок с фиалкой точно полетел бы в Айшана. Цветок-то чем виноват?
— Ты их по моему следу пустил, да? Чего ты хочешь? Чего они хотят?!
— Мики…
Я ждал, я очень хотел, чтобы он сказал — телефон прослушивался, сам он тут ни при чем… Айшан так ничего и не сказал.
Тогда я вышел и хлопнул дверью, испытывая уже не злость — растерянность. Когда спускался по лестнице, меня скрутило — уселся на ступени и принялся хохотать. Неделю назад — Ника. Теперь — Айшан. Кажется, мне в самом деле нет места среди живых.
Осталось найти Ная и с ним вдрызг разругаться.
Мне не везло упорно. Или у Рыси резко поменялись взгляды на жизнь… я его опять не застал. Почувствовал, что злюсь, испытал чувство досады уже на себя — как мне помирать, так можно, а как другим заняться делами или хоть погулять, так нельзя, я изволили припереться…
Потоптался у двери, будто она сейчас смилостивится и явит миру Рысь. Ничего не произошло. Хотя…
Ощущение возникло странное и неприятное. Будто Пленка потянулась, втягивая в себя нечто невидимое… едва ли не причмокивая при этом. Я прижал ладони к груди — зашлось сердце, трудно стало дышать.
Привалившись к стене, стоял, и даже думать не получалось — перед глазами перекатывались разноцветные колеса и пятна, сливаясь и распадаясь, будто в калейдоскопе.
Такого еще не бывало, даже собрав в кучку все обострившиеся чувства скопом.
Первое, что подумал, придя в себя — убираться отсюда надо, и поскорее. Потому что соседи ко мне привыкли, еще подберут из жалости, и придется объяснять им, с чего я не хочу посидеть на диванчике, а гордо ползу к выходу, держась за сердце.
Когда спустился вниз, все почти прошло, Ромашка приветственно чихнул, с готовностью сверкнув черным боком. Ворона орала, будто у нее любимое перо выдернули. Нормальная жизнь.
Я думал — сейчас вернусь в свой сарай и как следует поразмыслю, что это было за наваждение. Или Адаманта спрошу, если изволит явиться.