Попутный ветер
Шрифт:
Путник подошел к псу и осторожно погладил. Тот поднял кудлатую голову, посмотрел в глаза, потом лизнул пальцы сухим языком.
— Обидели тебя? — шепнул путник. — Дай-ка, лапу гляну.
В мягкой подушечке застрял острый железный шип. Кожа вокруг него припухла и нагноилась. Путник схватился пальцами за еле выглядывающий кончик и дернул. Пес взвизгнул, но не вскочил. Шип остался в руке путника — с крючком на конце, бороздкой и витиеватыми узорами, пропитавшимися кровью.
— Дела… — пробормотал, заматывая лапу обрывком от собственного подола. — Теперь легче будет.
Пес
Пес замахал хвостом. Поднялся с земли и доверчиво ткнулся мордой в руки путника.
И тут послышался то ли стон, то ли всхлип. Собака дернулась, повела мордой.
— Не чудится? Тоже слышишь?
Путник пошел на звук, пес заковылял рядом. Миновав двор, прямо посреди которого высился колодезный журавль, они подошли к густому бурьяну. Но в нем никто не схоронился. Надежда растаяла, как грязный снег на пригорке.
Человек устало махнул рукой и потрепал зверя по холке. Однако пес, переминаясь на одном месте, показывал мордой, что надо бы вернуться. Нечаянный хозяин его не понимал. Тогда зверь прихватил зубами штанину и потянул. Назад. К колодцу.
Путник послушался, вернулся, глянул вниз и сначала отпрянул: такой ненавистью зыркнули на него оттуда огромные глаза. Каким чудом притулилось щуплое тельце на каменном выступе? Как смогло удержаться, не соскользнуть в ледяную воду?
«Так и головой недолго повредиться», — мелькнула бессвязная мысль. А взор путника тем временем быстро ощупывал двор в поисках цепи или веревки.
— Ты погоди! Я мигом! — крикнул в колодец, надеясь, что пальцы найденыша не соскользнут по осклизлым камням.
Путник бегом вернулся к дому. В котомке нашлась собственноручно свитая пеньковая веревка. Он надеялся, что она выдержит вес щуплого человеческого тела.
Свистнув псу, который приковылял следом за новым хозяином, поспешил к колодцу.
— Лови! — Путник бросил веревку, но обладатель ненавидящих глаз не спешил принимать помощь, хотя конец повис у самого носа.
— Ну, давай же! Хватайся! — Путник злился на собственное бессилие и косноязычие, никогда не умел людей уговаривать, видимо, и учиться поздно.
Было невероятно страшно вновь остаться одному. Почему-то закралась мысль, что если тот из колодца заупрямится, придется нырять самому. А двоим не выбраться, не поможет и четвероногий знакомец.
Однако найденыш ухватился за веревку. Путник начал тянуть. Тяжело. Но не тяжелее, чем брести в ночи, одному, без исхода.
Наконец, показалось худое тело в насквозь промокшей одежде. Мальчишка, что ли? Найденыш перевалился через край и рухнул к подножию, съежившись по-звериному и дрожа мелкой дрожью.
— Не бойся. — Путник протянул ему руку. — Не трону. Говорить-то можешь? Или колодезник язык вырвал за гостеприимство?
Спасенный зыркнул из-под длинной черной челки и глухо проворчал:
— Могу.
— Слава Жизнеродящей!
Путник заскочил в ближайший дом. Открыл сундук, порылся в брошенном барахле. Достал нижнюю рубаху с красочной вышивкой по вороту и подолу — умелица вышивала. Штанов не нашлось. Схватил — и бегом к найденышу: неровен час застынет на ветру.
— Скидывай одежонку, что ль, — предложил путник от чистого сердца, не заметив, как сузились зрачки в мимолетном гневе, как кровь кинулась к лицу.
— Да пошел ты! — Спасенный только свернулся поплотнее в комочек и отвернулся от принесенной рубахи.
— Переодевайся, говорю! — не отставал путник. — Застудишься, где я тебе лекаря найду? Да и нашел бы — гол, как сокол, все одно расплатиться нечем.
Черноволосый недоверчиво глянул, дотянулся рукой до рубахи, подтянул ее поближе к себе.
— Бусинка ее к свадьбе вышивала, — донеслось тихое.
— Коли жива — еще вышьет, — подбодрил, как мог. — А тебе сейчас нужнее. Штанов вот не нашел.
Найденыш вдруг рассмеялся непонятно чему. Путник подумал уж, было, что колодезник не язык, так рассудок прихватил, но черноволосый резко вскочил на ноги.
— Отвернись уж!
— Чего это?
— А того, — ответил сухо. — Не штаны мне надобны. Надо было сарафан прихватить — девка я.
Путник уселся поодаль. Стал чесать холку пса, который от удовольствия вывалил розовый язык и щурил карие глаза. Нечаянный хозяин был ласков, лапу вон подлечил.
— Имя-то у тебя есть? — Она подошла почти неслышно, села рядом, вся дрожа.
— Камнем кличут, — отозвался путник тихо, накинул на нее свой плащ, подоткнул со всех сторон, чтобы согрелась.
— Камнем, значит, — усмехнулась едва. — Ну, а меня Ягодой.
— Зачем в колодец кинулась-то? Врага испугалась, Ягода?
— От замужа кинулась, — призналась нехотя. — Сватов ждали, ворота не закрывали. А я… — Она покусала губы, подбирая слова. — Не люб жених мне был… Переоделась в братово да и схоронилась в колодец. Мы с Бусинкой договорились, что поможет потом вылезти, когда уедут.
— Вовремя схоронилась, видать, — покачал головой, гадая, чья эта Ягода такая выросла на диком поле.
— Вовремя, — прошептала, глядя куда-то в сторону. — Кто-то отраву в колодец кинул. Вот, — она вложила в руку Камню мешочек, — поймала на излете…
— Знаешь, что случилось? — Он мотнул головой по сторонам.
Она рассказывала долго, опираясь на слышанное и свои догадки. Гости запаздывали. О строптивой невесте никто и не вспоминал, занимались своими делами, пока поверху не пронесся гул — непонятный, страшный. Ягода едва удержалась на колодезном приступке, так задрожала земля. Все вокруг закричали, заплакали дети, завизжали бабы, заревела скотина. Поднялся такой гогот, что заложило уши. И вдруг обрушилась тишина. Резко. Тугая, вязкая. Надолго. Ягода попробовала покричать, но не смогла выдавить из себя ни звука. А потом — топот копыт. И голоса. Чужие. В колодец что-то полетело. Ягода так и подумала — яд, что еще. Поймала, едва не свалившись в воду. Чужие ходили, переговаривались, проверяли, добивали едва живых, складывали на волокуши тела и увозили к болотам. А потом ускакали, забрав с собой зверье и все ценное. Несколько дней девушка просидела в колодце. Уже думала, что конец пришел, но тут услышала человеческий голос, ласково переговаривающийся с собакой, и не смогла сдержать слез.