Попытка к бегству

Кулиш Станислав

— А шшшто? Монету пускать не желаишшшь? А кто отправил шшшесть пустых вагонов с хлопком, а? Не знаишшш? А вот Монета все знает!

Бобылевы смертельно боялись, что соседи услышат буйного Монету, впускали его, потом торопливо допаивали коньяком, после чего тот спокойно засыпал на диване.

На этот раз в душе Егора Гавриловича, когда он шел к двери, шевельнулось некоторое подозрение. Что-то не совсем такой звонок. Он уже хорошо изучил спотыкающийся звонок Монеты. Но Егор Гаврилович подумал, что, может, Монета еще не настолько пьян. Одной рукой придерживая пижаму, другой взявшись за щеколду, чтоб открыть, он спросил:

— Кто

там?

— Простите, пожалуйста, Егор Гаврилович дома или он в отъезде? — спросили из-за двери.

Бобылев насторожился и глянул в «глазок».

То, что он увидел, привело его в ужас. Егор Гаврилович упал на четвереньки, по-щенячьи взвизгнул и, не поднимаясь, юркнул обратно в комнату. Там он накинул на себя пиджак, схватил портфель, зачем-то грелку и, вспрыгнув на подоконник, распахнул окно.

Двадцать лет подспудно в нем жил страх перед этой минутой.

И вот она наступила.

На пороге спальни, запахивая длинный халат, появилась Агнесса Гарасимовна с бутылками коньяка и минеральной, предназначенными для Монеты. Увидев мужа на подоконнике у распахнутого окна, испуганно спросила:

— Гошенька?! Что с тобой?

— Тттам, — прошептал Егор Гаврилович, показывая пальцем на дверь, потом проговорил на одном дыхании: —ЯисчезаюпрощайвозьмиденьгиуМонеты.

Вздохнул и исчез за окном.

ГЛАВА 2

СЛАВНЫЙ ГОРОД КАЛАЧЕВСК

Город, в котором до последней ночи жил и творил Егор Гаврилович, имел историю славную и необычную.

Давным-давно, когда тщеславные царские генералы и полковники присваивали свои имена городам Средней Азии, к начальству с рапортом обратился прапорщик Калачевский, офицер для особых поручений при генерал-губернаторе. Он нижайше просил позволения дать свое имя захудалому кишлачку, проскользнувшему сквозь пальцы начальства рангом повыше.

— Да зачем это вам? — удивилось начальство.

— Увековечиться желаю, — скромно потупил глаза прапор.

Начальство подумало и дало разрешение. Так был заложен город Калачевск. Город рос и строился слишком стихийно, слишком безалаберно. Его главная улица, которая раньше называлась несколько высокопарно Ново-Мало-Невским проспектом, была похожа на цифру восемь. В Калачевске селились отставные лихоимцы и казнокрады, которые страшно враждовали между собой. Они-то и искривили улицу, застраивая ее каждый по своему разумению. Вокруг особняков возводили высоченные заборы, во дворах держали громадных псов, какой-то особой, калачевской, породы, отличавшихся немыслимой свирепостью. В Калачевске же впервые было введено архитектурное новшество — решетки на окнах жилых домов: калачевцы не доверяли друг другу.

После революции жители тщетно добивались перемены названия города. Их оскорбляла мысль, что назван он в честь никому не известного, да к тому же, по слухам, недостойного, прапорщика. Город переименовать оказалось делом трудным. А вот Ново-Мало-Невский проспект переименовывался множество раз — Антидюринговский, Ликбезовский, Облсовпрофсоюзный. Но в обиходе его по-прежнему называли просто Шаталовкой.

В Калачевске было все, что положено иметь всякому уважающему себя городу. В центре стоял аляповатый памятник Жертве, хотя никто определенно не знал, кто именно там похоронен, и только когда памятник был сооружен, выяснилось, что это древняя могила какого-то восточного святого. Был в городе свой сумасшедший,

который знал слабости своих сограждан и, умело используя их, жил припеваючи. Был свой вор. Днем калачевцы чинно с ним раскланивались, а ночами кричали истошными голосами: «Караул! Грабят!»

Этот сумбурный городишко был в некоторой степени загадочным. Так, жители Калаче века до сих пор точно не знают, сколько километров от них до столицы. Одни говорят — три тысячи, другие — три семьсот, а кое-кто — четыре тысячи семь километров.

Было также неизвестно, к какой республике он относится. Три братские республики дружно отказывались от этого кляузного города. На этом основании калачевцы требовали финансирования от всех трех республик, что им нередко удавалось.

Были в Калачевске и солидные учреждения; строительное управление, комбинат бытового обслуживания и даже артель «Юный инвалид», хотя артели в других городах давно уже ликвидированы. Был и Институт кибернетики, гордость всех без исключения калачевцев, историю которого мы расскажем несколько позже. Был чистильщик дядя Сако, и еще множество других средних и мелких предприятий и учреждений, как производственных, научных, так и чисто бюрократических.

Один из именитых граждан города, председатель артели «Юный инвалид» товарищ Кляузевиц, так говорил о своем родном городе: «На первый взгляд, наш город производит вполне приличное впечатление». Он был глубоко прав, этот гражданин Кляузевиц.

И вот в этом городе произошло необычайное событие: исчез один из самых известных калачевцев, Егор Гаврилович Бобылев.

ГЛАВА 3

ПРЫЖОК В НЕИЗВЕСТНОСТЬ

Темнота охватила жилые массивы и зеленые насаждения Калачевска. Свет лампочек уличного освещения бесполезно пытался пробиться сквозь густую листву деревьев. И по такому затененному тротуару смутным пятном несся Егор Гаврилович Бобылев. Он не помнил, как спустился по водосточной трубе, и не знал, куда бежит. Страх гнал его.

Лейтенант Нурматов и сержант Мелехин, которым было поручено доставить в отделение гражданина Бобылева, пришли, в нарушение инструкции, ночью потому, что третий день пытались настигнуть его в светлое время суток, но он был неуловим, везде — «только что был», даже как в дом попал — непонятно, ведь они весь вечер дежурили у его подъезда.

Когда дозвонились, наконец, им открыла дверь его жена, со светской улыбкой, за которой прятался откровенный страх…

— Я очень рада… Милости прошу…

— Где гражданин Бобылев? — не очень любезно прервал ее лейтенант.

— Он… он срочно вылетел… — запинаясь, проговорила Агнесса Гарасимовна.

Лейтенант осмотрелся, покачал головой, показывая рукой на распахнутое окно.

— В окно? Ай-ай-ай, какое легкомыслие. Пошли, Мелехин. Делать тут нечего.

Спешащих по улице работников милиции не могли не заметить. К оперативникам сразу присоединился скучавший регулировщик, потом двое дружинников, которые не хотели идти домой, когда срок дежурства истек. А за ними, нарушая маскировку, выходили влюбленные пары и тоже шли за преследователями. Зажигались окна в домах, люди выходили на балконы. Слухи, кривотолки росли. Улица наполнялась шумом. И всему виной был Егор Гаврилович, который не учел, что его бегство пагубно отразится не только на работе его ожиревшего сердца, но и отягчит вину перед правосудием, всполошит славный город Калачевск.