Попытка к бегству
Шрифт:
Солнце висело над скрипящими от жары крышами. Простреленный «мерс» уже, естественно, не загромождал вонючий от неизменной помойки двор. Ледогоров присел на валяющийся деревянный ящик, закурил и аккуратно развернул несколько помятых исписанных листков — полученные от следователя результаты ночного обхода дома. Когда он пришел за ними, молодой лейтенант юстиции в отглаженной форме удивленно воззрился на него.
— А зачем вам? Там же «глухарь»?
— Вот и хочу поработать.
—
В голосе юноши читалась плохо скрываемая подозрительность. Какие цели преследует опер? Ну не собирается же он действительно работать по стопроцентному «мертвяку»? А опера — они такие! Через одного преступники!
— Сынок! Ты из милиции?
Старушка опиралась на черную эбонитовую трость и внимательно заглядывала ему в лицо. Несмотря на духоту, на ней было серое пальто и осенние ботинки. Он подумал, что старики чувствуют приближение холода. Холода смерти.
— Угадала, бабушка.
Она фыркнула.
— И гадать тут нечего! Я все видела.
Ледогоров убрал листки с обходом в карман и встал. На Некрасова прогрохотал трамвай.
— Что именно, бабуля?
Она оглянулась по сторонам и поманила его ближе. Он наклонился. В нос ударил запах больницы. По двору с дикими воплями пронеслись несколько мальчишек.
— Я сплю мало. Шторы у них никогда не закрывают. Как ни выгляну — они, все пьют и пьют.
Ледогоров выпрямился и вздохнул.
— Кто пьет?
Она посмотрела на него, как на слабоумного.
— Петровы, конечно! Совесть уже всю пропили! Сын их, вор и бандит…
— Спасибо, бабушка. Я все понял. Примем меры.
Ледогоров повернулся и зашагал прочь. Вслед неслись проклятия в адрес семейства Петровых.
Подвальная дверь оказалась изнутри привязанной толстой веревкой, что свидетельствовало о присутствии жильцов. Он сильно постучал в обитую жестью филенку.
— Хозяин, открывай! Тебе привет от участкового Коровина!
Внутри кто-то осторожно задвигался. Шелест шагов приблизился к двери. В приоткрывшейся щели Ледогоров увидел внимательно изучающий его темный глаз.
— Удостоверение предъявите, пожалуйста.
Ледогоров хмыкнул и достал «корку».
— Неприкосновенность жилища — это святое.
Он подумал, что еще полгода назад — просто бы вышиб дверь ногой. Хозяин или не уловил иронии, или сделал вид, что не заметил. Он секунду изучал удостоверение, затем завозился у дверей, отвязывая веревку.
Внутри было прохладно и на удивление чисто. Подвал был сухим, без труб, с земляным, выметенным полом. У стены стояла раскладушка, покрытая солдатским одеялом. На стареньком столе сложена мытая посуда. В дальнем углу электрическая плитка, от которой тянутся к потолку провода. «Мурлыкающий» приемник висит на вбитом в стенку гвозде.
— Садитесь, пожалуйста.
Хозяин указал на потертый стул с ножками из алюминиевых трубок, а сам опустился на раскладушку. Он был подстать своему жилищу — не похож на других бомжей. Выбритый, причесанный, в штопанной, но чистой фланелевой рубашке и серых брюках.
— Я из уголовного розыска, — Ледогоров достал сигареты, — мне Коровин Валентин посоветовал с вами поговорить.
Он почему-то не смог сказать этому «бомжу» «ты».
— Пожалуйста, — кивнул хозяин, — только смогу ли я вам помочь. Темно уже было, да и из подвала плохо видно.
Ледогоров закурил.
— Вас как зовут?
— Петр Николаевич. Можно Петр.
— Меня Саша. — Ледогоров затянулся и невольно поискал глазами, куда стряхнуть пепел. Мусорить в этом подвале не хотелось. — Давайте все сначала.
— Баночка для окурков у стены. — Махнул рукой хозяин. — Ну, если с начала, то с начала.
Он поднялся и подошел к окошку, начинающемуся на уровне его глаз. Ледогоров подумал, что иные офицеры позавидовали бы выправке этого странного «бомжа».
— Я уже спать лег, даже задремал, когда они подъехали. Такая жизнь, — он обвел подвал рукой, — вообще учит спать чутко. А тут — рев двигателя, скрип тормозов и все это — прямо над головой. Они курили и ругались. Я чувствовал запах сигарет. Говорили по-грузински. Один молодой, другой постарше. Молодой «наезжал» на второго. Тот нервничал и огрызался.
Петр Николаевич отошел от окошка.
— Я решил пойти…
— А почему именно по-грузински? Вы понимаете этот язык?
Хозяин усмехнулся.
— Ну, сказать, что понимаю — не могу. Но отличить от другого — вполне. Я когда-то служил в Поти. Так вот, я решил пойти к другому окошку. — Он кивнул в глубину подвала. — Там дом делает поворот и оно было как раз напротив машины. Я хотел посмотреть, кто это и не опасны ли они для меня. Мало ли что.
Он помолчал секунду.
— На полпути я услышал выстрелы. Сначала револьверные, потом из ТТ. Я …
— Стоп! Стоп! Стоп! — Ледогоров помахал рукой. — Вы еще и выстрелы различаете?
Петр Николаевич улыбнулся. Грустно. Одним уголком рта.
— Я когда-то был военным инструктором по стрелковому оружию. В Сирии, потом в Ливии. Майором, как и вы.
Он налил себе воды из пластмассовой бутылки.
— В общем, я ручаюсь: ТТ и револьвер большого калибра. Я домчался до окошка и увидел, как с крыши «мерседеса» спрыгнул парень и побежал в сторону арки. Левой рукой он придерживал правую за кисть.