Пора выбирать
Шрифт:
— А знаешь, как будет по-бурятски «привет всем»?
— Нет.
— Доробо лорун.
— Я так сразу не запомню, — сказал Захар. — Напиши. — Он протянул буряту листочек и ручку. Вася записал.
Салон такси оказался на удивление чистым и комфортабельным. Домчались они быстро, так как в такое раннее время, да ещё в направлении, обратном центру города, пробок не было. На автовокзале пришлось подождать минут двадцать. Неловкая пауза. Решили пойти купить перекусить. Качество еды в местных забегаловках было отнюдь не высоким, но за компанию с Васей Захар решил что-то съесть, чтобы тому не скучно было есть одному.
— Ты ешь, как гурман, — сказал Вася, затаённо наблюдая за Захаром.
— Правда?
— Медленно пережёвываешь, откусываешь по аккуратненькому кусочку. Молодец. А я как дикарь ем — ам-ам-ам! — он с аппетитом облизнулся.
Вот, наконец, Васе пора было идти на посадку. Они подошли к внутренним дверям.
— Ну ладно, — сказал Захар. — Надеюсь, увидимся ещё.
— Пока, Захар, — сказал Вася.
Они обменялись рукопожатием. После этого Захар повернулся и направился к выходу из вокзала.
Часть шестая. Галеотто. Глава 1. Такие дела
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ. ГАЛЕОТТО
Глава 1. Такие дела
…Захара всё-таки «повязали».
Когда он, с Митей Гуляевым, незадолго до выборов пошёл к кинотеатру «Уссури» раздавать листовки о наблюдении. Листовка была уже другого образца, менее провокационная, чем те, с которыми Захара и Германа задержали перед 28-м. На этой не было перечёркнутого Клыкова, и в информативной части акцент делался больше на наблюдении за выборами.
Агитку Митя набрал во всё том же штабе. Участники будущего отделения «Открытой России» поделились на две условные фракции — одни, более радикальные, выступали против любых контактов с Зубровым (как, например, Ярик, Алиса, Злата). Другие выступили за сохранение сотрудничества на деловом уровне (как в случае с пикетом в память о Немцове). К этой более многочисленной второй группе относились Митя, Маша, Аня, Вова, и, что немаловажно, сам Георгий, который постепенно пришёл к пониманию, что создание отделения «Открытки» — дело небыстрое, и такие возможности, как у штаба Феврального, у них появятся нескоро, если вообще появятся.
Поэтому Захар примкнул ко второй группе, так как они намеревались заниматься хоть какой-то реальной агитацией в период до выборов (тогда как у первой для этого не имелось чисто технических возможностей), хотя сам Гордеев в штабе впредь не появлялся и никаких контактов не поддерживал, даже на деловом уровне. Так что и сегодня, когда они с Митей Гуляевым собрались в рейд, за листовками отправился Гуляев, которому Гордеев даже одолжил для этих целей свой рюкзак, а сам ожидал возле кинотеатра.
Штаб в последнее время занял довольно пассивную позицию по агитации. Даня и Дима Зубров агитировать ленились, а кроме них этим заниматься было некому. Новые волонтёры хотя и приходили, но их было немного, а Дубровский не обладал достаточными организаторскими задатками, чтобы как следует «натаскать» новичков и поставить им задачу. Поэтому Дима и Даня просто сидели и ждали, пока «старые» волонтёры вернутся, думая, что тем совесть не позволит сидеть без дела. (Отчасти их расчёт был правильным — не зря ведь сейчас Митя отправился в штаб за листовками) Они сами от такого ненужного «атавизма», как совесть, как видно, давно избавились… Один раз только Даня вышел на
— Ну что, загрузил под завязку? — спросил Захар, когда Митя притащил изрядно потяжелевший рюкзак.
— А то, — ответил Гуляев, — здесь пятнадцать пачек по пятьдесят штук.
Но едва они успели раздать десять листовок, как к ним подошли поспешные (когда не нужно) дяди-полицейские. Захар оказался в уже знакомой ему полицейской «будке», располагавшейся неподалёку, немного в стороне от центральной площади. Он ожидал, что его тотчас же признают, как разыскиваемого «экстремиста», однако ничего подобного не произошло. Более того, мент за компьютером пробил Захара по базам, и поиск не выдал никаких результатов. Ребят хотели уже отпускать, забрав агитку нового образца для «проведения экспертизы» на экстремизм, но тут один из «стражей порядка» вспомнил, что по вопросам, связанным с Февральным и листовками, есть распоряжение звонить специальным людям, которые этим занимаются. Захар уж думал, что пронесло, ан нет. Спустя полчаса ожидания приехали эшники.
— О, Захар! — чуть ли не по-родственному обрадовался один из них. — А мы тебя везде искали! — На фоне вероломного поведения в штабе такая «доброта» выглядела неожиданной.
Он попытался выяснить, почему полицейские сразу не узнали «опасного преступника». И даже вытащил из заднего кармана штанов смятую «ориентировку» на Захара, мол, вот, мы такие рассылали по всему городу. (Вид у ориентировки при этом был такой, как будто эшник вытащил её из гораздо более неприличного места, чем просто задний карман.) Полицейский невозмутимо ответил, что такой ориентировки у них в базе нет. Самым же забавным было то, что согласно закону, по административным делам они вообще не имели права ничего подобного рассылать.
После Захара и Митю «конвоировали» в полицейский участок на Махалина, недалеко от Луговой. В этом отделении Гордеев раньше не был. Когда задержанных посадили в кабинете и достали всю агитку на стол из рюкзака, полицейский спросил, сколько там листовок и нужно ли их считать. Захар пожал плечами, мол, не в курсах. Эшники начали перебирать пакеты, по которым были расфасованы листовки. Захар прекрасно помнил, что в каждой пачке (кроме самой первой) по 50 штук, но для эшников ответ оставался неизменным: «А фиг его знает».
Плюс ко всему блатной, которого взяли понятым, явно «под хмельком», постоянно норовил стопки пересчитанные поронять. Один раз у него даже вышло. Эшники нервничали, а Захар едва сдерживался, чтобы не засмеяться. Они ещё мало того, что сами сбивались, так Гордеев к тому же «считал» вместе с ними.
Эшник: 23, 24, 25, 26…
Захар (параллельно с ним): 18, 19, 20, 21…
Эшник останавливается и понимает, что сбился. Начинает пересчитывать. И так с каждой стопкой минимум по разу. Захар просто лопнуть готов был от смеха.