Пора выбирать
Шрифт:
— ДНР и ЛНР? — уточнил Захар.
— Да, они самые, — сказал Герман. — Но настоящий шок у меня случился, когда я поехал на Украину. Когда приехал к родственникам в Днепропетровск, а там ВСЕ разговаривают на русском, ну абсолютно все. У меня такой контраст был с тем, что показывают в России по телеку, якобы там ходят по улицам националисты и чуть ли не убивают за русскую речь, что я враз пересмотрел свои прежние убеждения.
— Да уж, представляю, — покачал головой Захар.
— В конце концов, я пришёл к выводу, что патриотизм и конформизм — это не равноценные понятия.
— Мне всегда казалось, что ватники — это какие-то существа с иной планеты, —
Сам Захар избегал выходить в рейды в тёмное время суток, резонно полагая, что таким образом повышает шансы на своё благополучное возвращение, а живым и здоровым принесёт больше пользы обществу. Но с Германом они ходили и по вечерам. Один раз Захар договорился встретиться с ним у подъезда дома, в котором тот работал, и когда Герман появился, то принёс напарнику тёплый кофе в стаканчике в качестве угощения.
Преимущественно один, но иногда и с Германом за компанию, Захар плотно прошёлся по улицам Овчинникова, Постышева, Гамарника, Иртышская, Вострецова, Невская, Ильичёва, и частично обошёл Колесника, Фирсова, Южно-Уральскую, Волховскую, Нахимова…
Часть пятая. Забастовка избирателей. Глава 4. Облава
Так прошли несколько недель перед митингом. Дня за три до назначенной даты Забастовки случилась облава на штаб. Захар как раз приехал тем вечером на квартиру в центре, и прочитал в чате активистов, что в штаб «пришли». В дверь позвонили несколько незнакомых мужчин в гражданской одежде, те, кто были внутри, сразу поняли, что это эшники. Поняв, что подобру-поздорову им не откроют, вторженцы начали выпиливать дверь бензопилой. В штабе на тот момент находились Ярик, Алиса, Макс и Дима Зубров. Все остальные ребята, кто смог, по их призыву рванули туда.
Захар примчался как раз к тому моменту, когда дверь была повержена, и незваные гости вошли внутрь — человек пять эшников и трое полицейских с автоматами.
Один из эшников, лет сорока, грузный, видимо, предводитель, показал Максу, который выступил вперёд, удостоверение и быстро спрятал.
— Остальные пусть тоже покажут документы, — попросил Макс.
— Слышь, ты чё, не знаешь, кто мы такие? — спросил эшник. — Ты тут никто, пустое место, так что замолкни и отойди в сторонку, пока тебя электрошокером не шарахнули.
— Вы что, мне угрожаете?
— Мля, ты что, самый наглый что ли? Этого забираем с собой, — старший эшник показал на Макса пальцем, и несколько других стали заламывать ему руки.
После этого трое незнакомцев в штатском подошли к столу и начали забирать агитку, двое — грани куба, а потом переключились и на технику — компьютеры.
— Покажите ордер на обыск! — отчаянно пытался протестовать Ярик. — Вы не имеете права! Вы понимаете, что в штабе установлена камера, и вы, не показывая документов и ордера, по сути, совершаете преступление под видеосъёмку? — прибег он к последнему аргументу.
— В очко себе засунь свою камеру, сука пиндосовская, — огрызнулся один из налётчиков, коренастый, пониже остальных ростом. — Преступление совершили твои родители, когда тебя заделать решили.
— Почему вы вообще так разговариваете? — дрожащим голосом спросил Ярик.
— Не дам! — Алиса вцепилась в монитор последнего компьютера, который старший эшник пытался изъять.
— Отойди! — крикнул тот и с силой толкнул её. Алиса отлетела шага на два, не упала, но пошатнулась.
Захар почувствовал, как внутри начинает закипать адреналин. В такое состояние
По сути, это было чистой воды ограбление, потому что протокол об изъятии техники сотрудникам штаба никто не выдал, несмотря на настойчивое требование, а следовательно, они ничем не смогут подтвердить, что у них изъяли вещи, следовательно, полицейские имеют формальное право не отдавать компьютеры назад. Помимо агитки и оборудования, эшники забрали (задержали) также Макса и Зуброва. Макса — за то, что он якобы разместил в соцсети пост с призывом выходить на митинг 28-го, когда было ещё неизвестно, будет ли он согласован администрацией, а значит, это «можно расценивать» как призыв к несогласованному митингу. Зуброва — видимо, просто для кучи, как сотрудника штаба и формального начальника Макса. Типа, допросить «в связи с обстоятельствами дела Макса». А технику изымали как бы на том основании, что она являлась «орудием совершения преступления». То есть, по их логике, если Макс выложил «противозаконный» пост в интернете с компьютера, то любой компьютер является орудием преступления. А если со смартфона, то любой смартфон.
Следовало предположить, что задержанных повезут в ближайший полицейский участок, тот самый, возле которого толпа требовала освободить задержанных двадцать шестого марта, и возле которого Захар впервые пересёкся с Витькой Постернаком. Соответственно, ребята, которых по «сигналу тревоги» понаехала тоже, целая толпа, пусть и далеко не такая многочисленная, как в тот раз — все двинулись в участок, поддержать своих. Мало ли, что с ними там случится в отделении. В России человек, даже невиновный, мог зайти в отделение полиции, а обратно уже не выйти. Взять тот же случай с Рустамом Клычевым в Петербурге. Общественное давление очень важно. Вот только Постернака, который двадцать шестого остался стоять чуть ли не дольше всех, на этот раз среди ребят не было вообще. «Иных уж нет, а те далече…»
Человек пятнадцать ребят завалилось в приёмную полиции. Снаружи, когда заходили, они успели увидеть Макса, который помахал им из окошка, крытого решёткой. Внутри их сразу попытались выпроводить наружу, под предлогом, что это территория госучреждения и здесь нельзя находиться просто так. Даня Дубровский тут же выступил вперёд и сказал, что он хочет написать заявление.
— А эти все что здесь делают? — спросил полицейский, который пытался их выпроваживать.
— А они тоже хотят написать заявление, — нашёлся Даня.
И все ребята тут же начали подтверждать его слова: «Да, я хочу написать!», «И я!», «И я!». Полицейский махнул рукой и пошёл по своим делам, сказав, что бумагу для заявления нужно попросить в окошке у дежурного. Даниил подошёл к окошку и обратился к дежурному за бумагой, тот попросил подождать. Даня стоял пять минут, десять. В конце концов он снова позвал дежурного:
— Мужчина! А долго ещё ждать? — дежурный не повёл бровью. — Вы серьёзно хотите сказать, что можно десять минут искать листик? Мужчина! Вы слышите, я к вам обращаюсь? Мужчина! Муж-чи-на!.. Вы не мужчина? Наверное, вы девушка? Девушка, можно, пожалуйста, написать заявление?