Порно
Шрифт:
— Легкий вес.
И я хочу выступить в свою защиту, но слышу, как Джина кричит:
— Пошел ты на хер, Терри, не видишь, ей плохо.
Меня трясет и колбасит, и последнее, что я слышу, это как Саймон провозглашает:
— Вперед, к успеху, ребята. Все будет. Все точно будет! У нас есть команда, у нас есть наличность. Так что у нас будет все и еще сверх того.
17. На свободу
Так, бля, и не удалось нормально поспать прошлой ночью. Да, бля, не больно-то и хотелось. Я сидел, глядел на их рожи и думал: утром я убираюсь отсюда нах. Короче, этот пидор Дональд всю ночь слушал мои рассказы. У него был последний шанс послушать кого-то, кто говорит разумные вещи, потому как к нему потом наверняка посадят какого-нибудь очередного пидора. Я сказал ему так: наслаждайтесь приятным обществом, пока можете, пидоры, потому что к вам наверняка посадят какого-нибудь долбоеба, и вы все передохнете тут от скуки.
— Ну, Франко, такова жизнь.
Я рассказываю им про то, что я буду делать, когда меня выпустят, нах: про все тачки, на которых я буду кататься, и про всех хитрых блядей, с которым буду ебацца, нах. Я буду просто охуительно крут, и все такое, но, разумеется, я не вернусь сюда, нах, это мертвая маза, но, бля, я знаю точно: есть там всякие пидоры, которые ночами спать, нах, не будут, когда узнают, что я вернулся.
Забавная штука, хотя эта ночь по идее должна была тянуться, но нет, она пролетела достаточно быстро. Мне пришлось пару раз двинуть в дычу Дональду, штобы его разбудить, когда этот грубый пидор норовил отрубиться. Ему еще повезло, что я был так щастлив, что завтра я убираюсь нах из этого гадючника. А то все бы не обошлось парой тычков нах, можете не сомневаться, бля. Устал — не устал, неумение вести себя в обществе еще никому не сходило с рук, ни одному пидору, нах. Приходит охрана с завтраком. Я говорю:
— Можете унести мой завтрак. Я буду завтракать в нормальном кафе всего через пару часов, нах.
— Ну, может, ты чего хочешь, Франк, — говорит охранник. Я смотрю на этого пидора:
— Чего я хочу, так это переебать всех и вся, это да.
Этот пидор, надзиратель МакКексни, лишь пожимает плечами и вываливается из камеры, оставив один завтрак для Дональда.
— Эй, Франко, чувак, — говорит Дональд, — мог бы сказать, што ты хочешь жрать, тогда мне бы достались две порции!
— Да заткнись ты, жирдяй, — говорю я, — тебе, бля, давно пора худеть, нах.
Забавная штука, как только этот пидор начал жрать, мне тут же есть захотелось. Проголодался, как последняя блядь.
— Слышь, мне кажецца, что ты вполне обойдешься без этой сосиски, — говорю я.
Этот пидор смотрит на меня так, бля, как будто ваще не понимает, што я ему говорю, нах. Но это ж мой последний день, нах, и все такое. Я просто хватаю сосиску с тарелки этого пидора, а он начинает ее у меня отнимать.
— Эй, Франко, чувак! Ты чего, охерел?
— Заткнись, нах, пидор, — говорю я, забирая у него вторую сосиску и яйцо в придачу. Если ты не в состоянии, нах, сделать хоть что-то на совесть, обязательно припрецца какой-нибудь пидор, который заставит тебя делать все так, как надо, нах.
Вот так оно все и происходит: и тут, в тюряге, и на свободе. Вы объединяетесь… ладно, не объединяетесь: вы сретесь. И теперь этот пидор сидит с такой рожей, как у меня жопа.
Я рассказываю ему парочку славных историй, чтобы его подбодрить, про ту еблю и пьянки, которые ждут меня в Солнечном Лейте, пусть этот бедный ублюдок хотя бы думает о чем-то приятном, когда я выйду отсюда. Он так и не смог прижицца в тюряге; две попытки самоубийства, и это только в то время, когда он сидел в одной камере со мной, и хуй его знает, что было раньше.
МакИльхон, охранник, который нас выпускает, приходит за мной. Я прощаюсь с Дэвидом, и МакИльхон закрывает дверь перед носом у этого бедняги. Я слышу в последний раз этот поганый звук, нах. Он отдает мне мою одежду и ведет меня через одну дверь, потом — через вторую. У меня, бля, сердце колотится, как хер знает что, я вижу свободу там, впереди, за двумя дверями, а между ними набилась куча посетителей. Мы идем в вестибюль, где находицца комната ожидания и приемная. Я делаю глубокий вдох, дело в том, что какой-то старый пердун открывает дверь, чтобы войти, и до меня долетает порыв свежего воздуха. Я расписываюсь за свои шмотки и выхожу через эту дверь, нах. МакИльхон тащицца за мной всю дорогу, как будто я собираюсь вернуться обратно в этот гадючник. Он говорит:
— Ну вот, Франко.
Я смотрю прямо перед собой.
— Мы оставим твою камеру за тобой. До скорой встречи.
Охранники всегда так говорят, а заключенные всегда пожимают плечами и говорят: «Я не вернусь», — и охранники усмехаются и смотрят на тебя так, как будто хотят сказать: вернешься, нах, никуда ты не денешься, тупой пидор.
Но только не я. Я это уже проходил. И я очень надеялся, что это будет именно пидор МакИльхон, который обычно выпускает заключенных. Я поворачиваюсь к нему и говорю так тихонько, штобы больше никто не услышал:
— Теперь я на свободе. Там же, где и твоя драгоценная миссис. Может быть, я сюда и вернусь, но только после того, как отрежу ей голову. Бичам Кресент, дом 12. Два ребенка и все такое, ага.
Я вижу, как он меняецца в лице, у него слезы из глаз текут. Он хочет што-то сказать, но губы его явно не слушаюцца. А я разворачиваюсь и иду. На свободу.
II. Порно
18. Пидористическое порно
Одну вещь я, бля, сделаю, как только выйду, — найду, нах, того припизднутого мудака, который слал мне в тюрягу это отвратное пидористичное порно. Еще полгода к моему сроку, нах, когда я хорошенько размазал по стенке этого мудака, который засмеялся, когда я сказал: «Мы с Лексо — партнеры».
Я говорил о нашем магазине.
Кстати, я первым делом туда. Что-то явно не так, потому что этот мудак, Лексо, уже сто лет как перестал меня навещать в этой блядской тюряге. Где-то около того. И, блядь, никаких объяснений. Так что я сажусь на автобус до Лейта, и когда выхожу на нужной останавке, я вижу, нах, что магазина просто нет! То ись он есть, но все, блядь, изменилось. Теперь здесь какое-то идиотское кафе.
Однако вот он, сидит за стойкой и читает какую-то блядскую газетку: Такого здоровенного хрена просто нельзя не заметить, хотя бы из-за его размеров. Посетителей практически нет; только одна старая кошелка да пара каких-то уродов поедают завтрак. Лексо, подающий еду в кафе, как здоровая блядская баба! Это, нах, что-то с чем-то. Он поднимает глаза, и видит меня, и таращится, как на диковину какую.
— Все путем, Френк!
— Ага, — отвечаю. Обвожу взглядом эту дыру, все эти крохотные столики и что-то вроде замазанных надписей на стенах, и дурацких ебучих драконов, и все такое.
— Что это такое?
— Да вот, сделал тут кафешку. На старой мебели денег не сделаешь. По вечерам мы тут устраиваем тайское кафе. Популярно у новых лейтских модников и студентов, — усмехается он, весь такой важный, нах.
Тайское кафе?! Что за хуйню несет этот урод?
— Чего?
— Подружка моя, Тина, она тут заправляет. У нее диплом по ресторанному бизнесу. Она подсчитала, что это место даст больше прибыли как кафе.