Порочная луна
Шрифт:
Она в замешательстве сводит брови.
— Что?
Я со вздохом провожу рукой по волосам.
— Ты сказала, что это генетическое, верно? Ну, мужчина, которого я считал своим отцом, сказал, что это не так. После того, как я превратился в… это. Так что, я думаю, кем бы ни был мой настоящий отец, он, должно быть, был одним из вас.
Она медленно кивает, покусывая внутреннюю сторону щеки, пока обдумывает мое признание.
— Это могла быть твоя мама, — предполагает она, пожимая плечами.
— Нет, если только оборотни не умирают от рака.
Она судорожно втягивает воздух,
— Прости, — шепчет она.
Я качаю головой, ворча:
— Это было так давно.
Между нами повисает еще одна долгая пауза, пока я ковыряю кончик ногтя, отслаивая засохшую кровь.
— Знаешь, из-за нее все это началось, — бормочу я. — Когда она была на смертном одре, она начала что-то бормотать о существовании оборотней, и мой отец ухватился за это. После ее смерти он поставил перед собой задачу выяснить правду.
— И ты просто слепо согласился с этим? — спрашивает она, скривив губы от отвращения.
— Он был всем, что у меня осталось. Мы так много переезжали, что я так и не смог ни с кем сблизиться.
Я не знаю, какого черта я вдруг открываю свою душу человеку, держащему меня в плену, но что-то в этой девушке вызывает у меня желание раскрыть свои секреты. Может быть, это просто какая-то врожденная потребность избавиться от них перед моей неизбежной кончиной.
— Зачем ты пришел сюда, Кэм? — спрашивает она, наклоняя голову, чтобы изучить мое лицо, как будто она каким-то образом найдет там ответы. — Ты должен был знать, что добром для тебя это не кончится.
— Я не знаю, — признаюсь я.
Эйвери прерывисто выдыхает, перенося свой вес и отталкиваясь от пола. Она отряхивает шорты, поворачивается, чтобы положить руку на дверную ручку, и оглядывается на меня через плечо. Ее губы приоткрываются, как будто она хочет что-то сказать, но затем она захлопывает рот, печально качает головой и открывает дверь, чтобы уйти.
Как только дверь за ней закрывается, в моей груди зарождается безысходная боль, вызывающая трогательное желание, чтобы она вернулась. Нет никакой гарантии, что она когда-нибудь это сделает. В следующий раз, когда откроется дверь, в нее может войти мой палач, но я воспользовался этим шансом, придя сюда. По крайней мере, я смог получить некоторые ответы, которые искал.
Жаль, что это только верхушка айсберга в той гребаной катастрофе, в которую превратилась моя жизнь. Проблема с поиском правды в том, что нет способа подготовиться к суровому укусу реальности, который приходит вместе с ней, и теперь, когда она вонзила в меня свои зубы, даже сверхъестественное исцеление не может стереть шрам.
28
— Это правда? — спрашивает Мэдд, когда я переступаю порог конференц-зала, его сердитый взгляд прикован ко мне.
Он встает со своего места, с убийственным видом обходя стол в моем направлении. Остальные члены руководства отдела безопасности сидят вокруг него, все с опаской наблюдают, как мой брат топает туда, где я стою сразу за дверью. Как удачно начать эту встречу.
— Арес только что сказал, что сегодня привел одного из
— Просто оставь его в покое, Мэдд, — вмешиваюсь я, становясь перед ним, чтобы загородить выход.
Он резко останавливается передо мной, приподнимая бровь.
— Ты издеваешься надо мной, да?
Я складываю руки на груди и вызывающе вздергиваю подбородок, стоя на своем.
— Нет, как я уже сказала Аресу, я не хочу, чтобы кто-то еще заходил туда.
— А кто умер и оставил тебя за главную? — он рычит, его верхняя губа отворачивается, обнажая зубы.
Мое тщательно выстроенное самообладание дает трещину под снисходительностью в его тоне. Мэдд, может, и одержим идеей отомстить охотникам за то, что они похитили меня, но, черт возьми, я та, кого похитили. Это должно быть моим решением. Он может взять свое плохое отношение и засунуть его подальше.
— Насколько я знаю, это меня держали в плену эти придурки, — огрызаюсь я в ответ, сердито прищурившись. — Если кто и заслуживает мести, так это я, и я должна быть в состоянии сделать это так, как считаю нужным.
Мускул на его плотно стиснутой челюсти напрягается, адамово яблоко дергается при тяжелом сглатывании. Мой близнец смотрит на меня сверху вниз, и я смотрю в ответ, отказываясь подчиняться его молчаливому требованию. Я не отступлю от этого. Я говорю ему об этом одним взглядом, провоцируя его попытаться бросить мне вызов. Я вижу смятение, бурлящее в глубине его темно-синих глаз, и хотя я знаю, что он мог бы легко убрать меня с дороги и броситься в камеру предварительного заключения в подвале, я также знаю, что он этого не сделает. Потому что я права, и Мэдд чертовски хорошо знает, что это так.
Все остальные в комнате молчат, настороженно наблюдая за нашей перепалкой, ожидая, чем все это закончится. Наши друзья знают, что лучше не вмешиваться, когда дело касается меня и моего брата. Мы во всем разбираемся сами; так было всегда. И слова не нужны, когда мы вдвоем можем сказать все, что хотим, одним взглядом. Это преимущество того, что мы в утробе матери; иногда, я клянусь, мы знаем друг друга лучше, чем даже самих себя.
— Мэдд, — мягко говорит Слоан, подходя к нему сзади и кладя руку ему на плечо.
Я даже не заметила, что она встала со своего места за столом, но если кто-то и может помочь утихомирить бурю, которая разразилась в моем брате-близнеце, так это она. Его мышцы заметно расслабляются, малейшее прикосновение его пары снимает напряжение с плеч.
— Сядь, давай обсудим это рационально, — призывает она низким и гипнотизирующим голосом.
Девушка точно знает, как обращаться со своим непостоянным любовником, и я помогаю ей ежедневно справляться с его дерьмом.
Мэдд тяжело вздыхает, его поза резко меняется, когда он поворачивается на пятках. Обняв Слоан за плечи, он возвращается к своему месту во главе стола для совещаний, опускается на него и тянет ее за собой. Он устраивает ее у себя на коленях, его большой палец лениво проводит круговыми движениями по ее обнаженному бедру, чтобы успокоиться, и только тогда я покидаю свой пост, загораживая дверь, огибаю стол, чтобы занять свое обычное место рядом с ним.