Порочная
Шрифт:
— Было идеально… пока этого не поменялась, — она делает глоток вина. — Ты вырос в такой жизни, Ронан? Или ты сам нашёл к ней дорогу?
— Оба…
— Так загадочно, — лёгкая улыбка появляется на её полных губах. — Для меня это тоже было и то, и другое одновременно. Мне было двенадцать, прежде чем я поняла, что то, что делал мой отец, было… отвратительным.
— Для некоторых из нас кровопролитие — это норма.
Я бросаю взгляд на Себастьяна, прежде чем откусить ещё кусочек, промокая уголки рта салфеткой.
—
— Мой отец был высокомерен, — я нарезаю мясо ножом. — Высокомерен и очень наивен… — я приподнимаю бровь, запихивая в рот кусочек сочного фазана.
— Похоже, это недостаток влиятельных мужчин, — говорит она, проводя пальцем по краю своего бокала и поглядывая на Себастьяна. — Почему ты убил своего отца?
— Он не заслуживал той малой власти, которой обладал. Он бы вогнал Братву в землю, — я перевожу дыхание. — И самое главное, он бы встал у меня на пути.
Она медленно кивает.
— Ты любил его?
— Нет, — я пристально смотрю ей в глаза. — Я не испытывал к нему никакого уважения.
— Любовь и уважение — это не одно и то же, Ронан. И, детская любовь прочно укореняется, разве нет?
Я делаю глоток вина, позволяя тяжёлым танинам обволакивать мой язык.
— Ты ведёшь себя так, будто веришь, что у меня есть совесть. Уверяю тебя, маленькая кошечка, этого не так.
Она наклоняется вперёд и кладёт локти на стол.
— Я считаю себя безжалостной, но у меня есть свои привязанности. Каждый чем-то мотивирован, Ронан, — она постукивает ногтями по бокалу. — Я отказываюсь верить, что у тебя действительно их нет.
Я смеюсь. Она не поймёт моих мотивов, потому что у неё слишком большое сердце.
— Корысть — вот то, что мотивирует меня. Это и только это.
— И что произойдёт, когда у тебя будет всё это? Когда мир склонится к твоим ногам, что ты будешь делать?
Я бросаю взгляд на её нетронутую тарелку, которая с каждой секундой становится всё холоднее.
— У нас пропал аппетит, не так ли?
— Я предпочитаю выпить после мести, а ты уходишь от моего вопроса.
— Думаю, что проведу отпуск на Фиджи, — я широко улыбаюсь, довольный своим нелепым ответом.
— Ты в плавках… — смеётся она. — На Фиджи. Ты же превратишься в пепел на солнце, — она встаёт со стула и обходит стол. Мурашки пробегают по моей руке, когда она проводит ногтем по воротнику моей рубашки. — Конечно, вид был бы захватывающим, — её губы прижимаются к моему горлу, затем раздаётся скрежет зубов, а после она выходит за дверь столовой.
Я сижу и ем свою еду, а тело Себастьяна восседает во главе моего стола. Как только я заканчиваю, я прощаюсь с ним, приказывая слугам прибраться в комнате
После прелюдии я встаю со стула и иду на звук в сторону библиотеки.
Дверь приоткрыта, и из коридора я вижу Камиллу, взгромоздившуюся на пианино, одной рукой она делает вид, что дирижирует оркестром, а другой заливает в себя бутылку водки. Когда я открываю дверь, моя челюсть напрягается. Мои пластинки разбросаны по полу, несколько потрескавшихся и разбитых. Я поправляю свои запонки и прочищаю горло, направляясь к ней.
— Камилла?
Нахальная улыбка мелькает на её губах, когда она оглядывается на меня через плечо.
— Ронан, — поёт она, хлопая почти пустой бутылкой водки по крышке пианино. И хотя я съёживаюсь от звука треска… Я наслаждаюсь её потерей контроля.
— Почему мои пластинки разбросаны по комнате?
— Я искала музыку. Тебе нужно больше разнообразия, Русский.
Я протягиваю руки и запрокидываю голову назад, вслушиваясь в чарующую мелодию.
— Нет никакой музыки, отличной от этой.
Она смеётся и поворачивается на крышке пианино лицом ко мне, похлопывая меня по груди.
— Ты такой милый, — невнятно произносит она. Запах водки разносится в воздухе, заставляя меня сморщить нос.
Я хватаю её за руку, переплетаю свои пальцы с её и оттаскиваю её от пианино. Она хватает водку прежде, чем я усаживаю её в шезлонг в углу комнаты.
— Выпей со мной, — говорит она, протягивая мне почти пустую бутылку.
— Нет.
— С тобой неинтересно, — она запрокидывает голову допивая остатки из бутылки.
— Как Себастьян убил твою семью? — это ужасно, что я спрашиваю? Возможно, но моё любопытство достигло пика, а честность начинается с алкоголем. Трагедии и травмы формируют нас, и я хочу знать каждую частичку тьмы, которая сформировала мою маленькую кошечку.
Камилла встаёт и, пошатываясь, возвращается к пианино, пытаясь приподнять блестящую крышку. Она просовывает руку в щель и достаёт новую бутылку.
— Мне нужна ещё водка для этого разговора, — произносит она, отвинчивая крышку и делая большой глоток. — Он застрелил их.
— Как оригинально… — вздыхаю я. — Почему тебя и Габриэля пощадили?
— Пощадили? — она смеётся. — Не-а, мы сбежали. Одна из наших горничных-мексиканок вывезла нас из страны. Если бы не Мария… — она размахивает бутылкой в воздухе, водка расплёскивается по её руке. — Я была бы мертва. Никакого картеля, который ты мог бы украсть, и тогда меня бы здесь не было. Твоё здоровье, Мария! — говорит она, широко разводя руки и поднимая бутылку в небрежном тосте.
— Я должен отправить этой Марии открытку с благодарностью.