Порочное место
Шрифт:
– Пятьдесят штук?
– Ну да.
– Надо было сто просить. Десять за перевод и тридцать штук за девочку.
– Да не нужна мне девочка, – мотнул головой Ковальский. – Я женатый человек, меня проститутки не интересуют.
– Нас интересуют. Знаешь, чем мы тут бреемся? – спросил Паша.
В руке у него появился угрожающих размеров финский нож, лезвием которого он провел себя по горлу.
– Хочешь, и тебя побреем?
– Нет, не надо.
– Ну так что, девочку заказываешь?
– Да, можно, – потерянно кивнул Ковальский.
И снова
Деньги таяли на счетах, как снег на майском солнце, а тут еще сто тысяч надо снимать. И хорошо, если удастся выйти на свободу под залог. Чемодан – аэропорт – Сидней. Если эта схема пройдет, то не будет нужды разбазаривать заграничные счета, если нет, придется напрягаться и обналичивать их здесь, в России.
– Леня, ты чего такой потерянный? – весело спросил Паша. – Нормально все… Вон Леша тоже под залог хотел выйти, не вышло, а ведь он всего лишь давал взятку. Казалось бы, за такой пустяк в тюрьму, а он завис… И ты зависнешь. И будешь радоваться, что у тебя здесь все на мази. Ты же хочешь, чтобы у тебя все на мази было? Ты же не хочешь под шконкой спать, как последний?..
– Не хочу!
– Тогда расслабься. И привыкай к нашей демократии за деньги. И не бойся, никто тебя не обидит. У нас здесь все по понятиям, по справедливости. И насчет поляны, у нас здесь одна семья, все, что есть в печи, на стол мечи. Вопросы?
– Да нет вопросов.
– Ну, тогда можешь отдыхать.
Ковальский развернул матрац, заправил постель и лег поверх одеяла, вытянувшись во весь рост. Возможно, он сделал что-то не так, но его никто не одернул, замечания не сделал.
Не так уж и плохо в этой камере, могло быть гораздо хуже. А то, что на сто тысяч его раскрутили, так отмороженные уголовники могли выбить куда более серьезные деньги. Леонид примерно представлял, как все это происходит.
Засыпал он медленно, а когда сон все-таки одолел его, настало время обеда. Его разбудили, заставили вымыть руки, посадили за стол.
Баландер подал борщ и вареную вермишель с робкими признаками мяса – не сказать, что вкусно, но вполне съедобно. Никто из арестантов не воротил нос от этой казенной стряпни, но и от домашних припасов не отказывался. На столе лежали сало, сыр, а Леонид достал из своих запасов обрезок сервелата и пакет с печеньем.
После обеда он снова лег спать, потом была прогулка на свежем воздухе.
На ужин подали кашу с маслом, но и ее скрасили колбасной и сырной нарезкой. Но и это было еще не все. Паша достал откуда-то бутылку водки, под столом наполнил кружки. Ковальский отказываться не стал. Он хоть еще и не внес свою долю в общую кассу, но ведь Элеонора уже получила заказ, значит, скоро деньги будут. А водка ему сейчас нужна, она поможет снять стресс, накопившийся за последнее время, закупоривший жизненные артерии на пути к светлому будущему.
Хорошо у него шли дела. И в Москве он брал крупные взятки, и в Питере пилил бюджет ножовкой с толстым полотном, сваливая золотые опилки на заграничные счета. Много у него денег, надо было за кордон сваливать, жил бы сейчас как человек, так нет, не послушался жену.
Но, с другой стороны, не будь жены, ничего бы и не случилось. Ведь это из-за Элеоноры он здесь. Это ее держал в своих объятиях Вадим Остроглазов, это из-за нее Леонид был избит. Из-за нее он дошел до такого состояния, что готов был убить человека. Но ведь не убивал. И к машине ходил за сигаретами, а не за молотком.
– Лень, ты чего загрустил? – насмешливо спросил Федя.
– Так не весело, потому и загрустил.
– Мне тоже не весело. Блин, из-за каких-то двух сотен погорел. Ну, да ладно, прорвемся. А ты, значит, за убийство сел?
– Я не убивал.
– Ну, это понятно… Мой тебе совет, если под залог вдруг отпустят, становись на лыжи – и за кордон.
– Да я тоже так думаю, – кивнул Ковальский.
Он вдруг понял, что хорошо подшофе. А ведь выпил-то граммов сто пятьдесят-двести.
– Есть у меня вариант.
– Не надо вариантов, – вразумительно глядя на него, покачал головой Федя. – Не надо ничего говорить. Здесь о делах говорить не принято. Это тюрьма, здесь стукачи могут быть.
– Я не стукач. И никогда им не был!
– Ты в этом уверен? – пристально посмотрел на него Паша.
– Уверен.
Лукавил Ковальский, были у него грешки за душой. В школе он ябедничал учителям за хорошую оценку, в армии работал на особиста, да и когда вверх по карьерной лестнице шел, закладывал своих сослуживцев без зазрения совести. Единственное, кого не сдавал ни под каким предлогом, так это своих покровителей.
– Это хорошо, что ты уверен. Но все-таки давай договоримся, если вдруг начальник оперчасти предложит тебе сотрудничество, ты скажешь об этом нам. Или уже предложил?
– Нет, не предлагал! Ей-бо! – осенил себя крестным знамением Ковальский.
– Ну, смотри, а то у нас тут разговор со стукачами короткий. Бывает такое, просыпается человек, а голова под кроватью. Непорядок.
– Да нет, нет, я в такие игры не играю!
– Да? Ну, давай тогда выпьем!
Паша достал из тайника еще одну бутылку водки, а когда она опустела, Ковальского понесло. Не стукач он, и все должны это знать. Не стукач он, поэтому ни у кого ничего спрашивать не станет. Не стукач он, поэтому говорить будет только о себе. Пусть все знают, какой он крутой.
Глава 17
Розыском беглых преступников занимается Федеральная служба исполнения наказаний, но дело это достаточно сложное, поэтому, как правило, приходится подключать и уголовный розыск. Ну а там свои методы работы, и это не всегда методы дедукции, погони, перестрелки. Иногда бывает достаточно заглянуть на огонек к местному авторитету.
– Степан Степаныч!
Сафрон изображал радость, но это выглядело неубедительно. Да и не может он быть искренним в этом своем чувстве, потому что подполковник Круча для него враг. Может, уважаемый и почитаемый, но враг. Классовая у них вражда. Один – мент по жизни, другой – криминальный авторитет.