Порочное место
Шрифт:
– Я не знаю.
– Кстати, как только вы чистосердечно во всем признаетесь, мы снимем обвинения с вашего друга Евгения Максимовича. В понедельник у него суд, но я не уверен, что его выпустят на свободу под залог. Вы можете его спасти.
– Ценой своего признания?
– Вам все равно не отвертеться. А другу своему доброе дело сделаете. Думаю, он это оценит. Он человек небедный, может, чем-то поможет. Да и жена к вам приезжать будет, надо же ей где-то останавливаться.
– Для этого есть гостиницы. И помогать мне не надо. Деньги
– Вам видней.
– Ладно, хорошо, я дам показания… Только знайте, я не убивал Остроглазова.
Круча многозначительно промолчал.
– Вы мне не верите?
– Вот вам бумага и ручка, пишите.
– Вам бы только человека посадить, – буркнул Ковальский, но авторучку взял, и бумагу тоже.
А через полтора часа Круча уже вкладывал его чистосердечное признание в папку с материалами дела. Еще через десять минут Ковальского увели, а его место вскоре занял Костин.
Тюремное заключение никому не идет на пользу, но кто-то держится на плаву, а кого-то тянет на дно. Костин был из тех, у кого опускаются руки. Вид у него запущенный, двух– или даже трехдневная щетина на лице, запашок нехороший, а ведь условия у него в камере далеко не самые худшие для тюрьмы.
– Что-то неважно выглядите, Евгений Максимович. Нельзя так себя запускать. Особенно в тюрьме. Вы не поверите, но за этим там следят строго. Если человек за собой не следит, значит, он себя не уважает, а если он себя не уважает, то почему его должен уважать кто-то другой? Такая вот логика, и в тюрьме с ней не поспоришь…
– Меня что, на этап отправляют? – угрюмо и со страхом в глазах спросил Костин.
– Нет. Вас отправляют домой. Ковальский признал свою вину, следователь ознакомится с его показаниями, вынесет решение по вашему делу, думаю, уже сегодня вы будете дома…
– Ковальский признал свою вину?
– Да, это он убил вашего брата. Из ревности. Застукал его со своей женой, сходил к машине за молотком… Подробности узнаете у следователя. А меня интересует несколько вопросов.
Круча уверен был в том, что говорил, но все-таки сомнения остались, и он должен был их развеять. Поэтому он достал из папки фотографию молотка, которым был убит Остроглазов. Хороший молоток, с крепкой пластиковой ручкой, на стальном бойке снятое крупным планом клеймо германской фирмы-изготовителя.
– Скажите, вам знаком этот предмет?
Костин долго смотрел на молоток. Круче показалось, что он узнал его, но в ответ услышал «нет».
– А может, все-таки знаком?
– Ну, я видел такой, – пожал плечами Евгений Максимович.
– Где?
– Ну, может, в магазине…
– А может, в машине у Ковальского?
– Ну, я не знаю… Я к нему в машину не заглядывал. Да нет, не видел я этот молоток. Или видел, но точно не у Ковальского. Может, в хозяйственном магазине. Фирма знакомая.
– Вы сами покупаете инструмент для своего дома?
– Да, сам… У меня даже мастерская есть.
– Где?
– На чердаке гостевого дома. Ну, мастерская – это сильно сказано, просто склад инструментов там. Я когда-то столярничал, стулья делал, столы, думал, буду на досуге строгать, пилить в свое удовольствие, да как-то руки не доходят, некогда все. Может, потом займусь, на старости лет…
– Вы лучше охраной займитесь, Евгений Максимович. Я был у вашего друга Муравлева и не сказал бы, что у него дом выглядит более роскошно, чем у вас. Зато у него с охраной дела обстоят гораздо лучше. И охранники у него на часах, и видеокамеры двор просматривают.
– Ну, ему есть чего бояться.
– Почему вы так думаете?
– Он строительными материалами занимается, заводы у него свои в Подмосковье, ну, железобетон, кирпич, все такое. В общем, с криминальными структурами приходится конкурировать, да и насчет поделиться – это никуда не делось. А Миша делиться не любит, поэтому и держит оборону. Я не скажу, что на него круто наезжают, но хорошего мало.
– А у вас на этот счет все спокойно?
– Да у меня что, я муку поставляю, сельхозпродукты. Тесть производит, я продаю, ну, и свои собственные проекты… Не скажу, что совсем уж все спокойно, но пока никто не угрожает. Хотя вы правы, охрану надо усилить.
– Был бы ваш Гена на месте, не сидели бы вы здесь. Да и камера могла бы снять, как вашего брата убивают.
– Будем считать, что урок я получил. Обязательно займусь этим делом.
– Так, и еще. Меня интересует мобильный телефон Вадима. Я так понимаю, у него должен был быть мобильный телефон.
– Да, конечно. Айфон у него был, он почти всю свою зарплату на него истратил. Денег нет, а дорогие игрушки покупает.
– Так, не будем об этом. Тем более что деньги ему больше не нужны. Как вы думаете, куда мог деться телефон?
– А его что, не нашли?
– В том-то и дело. Не было при нем телефона. И в пруду ничего не нашли.
– Да, пруд у меня хороший, дно не заиливается, можно было бы телефон найти, если бы он там был.
– Кто у вас там во дворе убирается, газоны стрижет?
– Ну, есть человек.
– Может, телефон где-то в траве валяется, а мы не заметили.
– Я понял, поговорю с Пашей. Телефон дорогой, Паша может и не сознаться. Но ничего, я ему награду предложу. Если Паша найдет или уже нашел телефон, он будет у вас.
– Что ж, надеюсь на благотворное с вами сотрудничество. А за то, что задержали вас, содержали под стражей, приношу свои извинения.
– Да ладно, чего уж там. Ведь я и сам виноват. Если бы не промазал, сам бы мог Вадима убить.
– Ну, это пусть остается на вашей совести. Всего доброго!
Костина увели в камеру, а Круча откинулся в кресле, забросив руки за голову. Ну вот, признание от Ковальского получено, с Костиным все улажено, оперативное обеспечение дела можно спихнуть на Шульгина, а самому с легким сердцем ехать в Сочи. Не тянет его за границу, не нужен ему берег турецкий…