Порочное влечение
Шрифт:
Так продолжалось какое-то время и тишина совсем не давила, она дополняла интимность ситуации. Нам было о чем помолчать.
Наконец, мужчина решил сменить позу и сел с ногами на диван повернувшись ко мне лицом. Я не могла не пройтись пытливым взглядом по его идеально вычерченному обнаженному торсу… Только вот возбуждение вмиг сменилось обеспокоенностью, когда я увидела синяк на месте следа от пули — он был еще едва проявившийся, совсем крохотный, но мне хватило и этого для повторной паники. Роберт уловил изменения во мне практически сразу, видимо, я инстинктивно напрягла ногу.
— Это только синяк, мышка, —
Мне не верилось, что такая большая удача улыбнулась именно мне — мужчина не пострадал после нападения практически ни капли. Не Роберту, а именно мне — ведь застрели его кто-то, он бы умер и на этом закончилась история Шаворского, оставляя за собой терпкий шлейф таинственности и идеального секса с кучей крышесносных оргазмов. Он бы умер, а я осталась жить с мыслью, что все же не смогла открыть так крепко закрытое сердце мужчины, по мелкому синяку которого я сейчас водила пальцем, благодаря Бога за возможность находиться рядом с ним в эту секунду. И пусть почти всегда он совершал поступки, намеревающиеся сломать меня (а как это по другому назвать?!), но ему удалось зацепить и привязать мою не прихотливую душу к себе.
— Эй, ты чего? — немного приободряюще сказал мне мужчина и я с интересом перевела на него растерянный взгляд, понимая, что снова плачу, не в силах остановиться.
Это был уже не тот не довольный жизнью папенькин сынок из подворотни, это был не холодный и замкнутый сегодняшний Роберт — это был другой незнакомый мне мужчина, похожий на нормального живого человека. Его я была намерена узнать получше.
— Как это произошло? — мне не хотелось говорить эмоционально, показывать насколько я взвинчена и потеряна, но истерические нотки все же проскальзывали в голосе. — Ты поэтому запер меня в кабинете? Переживал, что я пострадаю?
Рука Роберта неожиданно успокаивающе накрыла мою ладонь у него на груди, отчаянно трясущуюся, как осина на ветру, и это прорвало все мои внутренние барьеры…
Свободной рукой я размахнулась и ударила мужчину по лицу, залепив мощную пощечину, уже и не пытаясь остановить истерику и поток слез. Он никак не отреагировал, прожигая меня своим печальным взглядом.
Почему меня не покидало чувство, что он прощается?
— Как ты мог допустить такое?! Как ты мог оставить меня одну?! — закричала я, разрушая спокойную тишину уютного кабинета Роберта, заставляя вибрации моего истерического голоса проникнуть в каждый уголок громадной комнаты. Но Роберт даже не шевельнулся и это ударило болезненным хуком мне в живот. Нервный хохот прошелся по комнате и я снова открыла рот, чтобы сказать все то, что думала о мужчине до его эффектного появления на пороге кабинета: — Знаешь, Шаворский, ты можешь и молча…
Не знаю, как это произошло, когда и почему. Я просто восприняла это как факт, хотя хотела бы подчеркнуть эту дату и прилепить на желтом стикере к холодильнику — правая рука Роберта крепка сжала мой затылок и притянула к губам их хозяина, впившегося в меня жадным и требовательным поцелуем. Все мысли тут же пропали, а тело сдалось и обмякло, поддаваясь уверенным движениям языка мужчины внутри меня.
Это был мой первый в жизни поцелуй.
Если тот Роберт Шаворский, которого я знала, и мог как-то признаться
Рука Роберта на моем затылке ослабла, он понял, что я не собираюсь сопротивляться, и дал мне возможность изучающе провести пальцами по его оголенному и напряженному торсу. Его умелый язык вычерчивал чувственные узоры внутри меня, даря ощущение легкого опьянения и мощнейший прилив эндорфинов, пока пальцы нежно убирали пряди волос, выбившиеся на покрасневшие, по всем ощущениям, щеки, освобождая доступ к моему лицу и заставляя сердце биться в бешеном ритме.
Приоткрыв глаза, я увидела, как в его открытом взгляде мелькнула не характерная для него, всегда такого серьезного и непреклонного, нежность, и, не удержавшись, ответила на его поцелуй с двойным рвением, словно от этого зависела моя жизнь.
Он оторвался от моих губ, давая возможность перевести дыхание, не отстраняясь от лица, медленно и изучающе каждую складочку, провел языком по распухшим губам, заставляя забыть о саднящей ране, желании поскорее отправиться в дамскую комнату, о его прошлых поступках в отношении меня… Да обо всем на свете! Были только он и я в целом мире и больше никакого.
С каждым его вздохом, прикосновением, движением… дышать становилось тяжелее, а возбуждение нарастало с такой силой, что казалось можно кончить от одних его рук, губ и тяжелых выдохов, дающих осознание, что он чувствует тоже, что и я.
— Блядь, что ты со мной делаешь, мышка… — выругался себе под нос Роберт, всего на секунду оторвавшись от меня, и тут же его руки легли мне на талию и резко, властно, ненасытно притянули к себе.
Вот тут-то мочевой пузырь напомнил о себе прямым текстом, при таких-то объятиях…
Я резко отодвинулась от Роберта и выскользнула из его рук. Вскочив на ноги, тут же согнулась в три погибели, так как стоять оказалось невыносимо и от любого моего движения уже могла произойти катастрофа, которая обычно происходит с двухлетними детьми в ясельной группе!
— Что с тобой?! — Роберт тут же вскочил со своего места и потянулся к ноге, где уже образовалась красная полоска от наручников. — Черт, видимо придется вызвать доктора… Ты не можешь стоять?
— Мне срочно нужно в дамскую комнату… — сквозь зубы от чудовищной паники и осознания безысходности простонала я. А затем добавила еще более обреченно: — Я даже не знаю где она… И, кажется, не смогу дойти…
Клянусь Конституцией Российской Федерации, что, говоря это, не имела никаких задних мыслей. Как раз наоборот, моча, извините за каламбур, ударила в голову и я выпалила первое, что было на уме. Но Роберт без колебаний подхватил меня на руки и понес в противоположную от двух выходов из кабинета сторону.
Оказалось, что одно их черных витражных стекол — это дверь в небольшой коридор, никак не связанная с рабочим пространством. Дверь туда Роберт открыл отпечатком пальца, прислонив ладонь к черной панели около прохода, которую можно было с легкостью принять за обычную плитку. Такое я видела только в фильмах и это хоть немного помогло отвлечься от мыслей о скором позоре.
Стоило Шаворскому открыть одну дверь, как за ней последовала и другая, открывающая вход в белую, как в гостиницах, ванную комнату. Не имея никакого представления о девичьей стеснительности, мужчина посадил меня на унитазную крышку и потянулся к краю юбки.