Порочного царства бог
Шрифт:
Запнулся, словно налетев с размаху на непреодолимую преграду, опустил руки и замер. Просто стоял и смотрел с какой-то мучительной, изумленной тоской. И его неподвижность и молчание ранили больнее самых беспощадных слов.
Я окинула себя быстрым взглядом и покраснела. Мда, после Жоржетиных и прочих куртизанских прелестей такое зрелище не сильно впечатляет, наверное. Мягкости во мне ни грамма нет, грудь совсем крохотная, розовые соски скукожились и торчат в разные стороны жалко и нелепо…
— НУ? Чего замерли? — требовательно спросила я,
Честно говоря, я и сама не понимала, зачем говорю все эти гадости и пытаюсь задеть маркиза за живое. Резкие слова вылетали сами собой, будто пытаясь выстроить стену между мной, почти голой и оттого уязвимой, и пронизывающим взглядом Кавендиша. А ведь мне казалось, я его простила… Но нет. Стоило копнуть чуть глубже, и все заиграло и вскрылось по новой — и моя ненужная неразделенная любовь, и жгучая обида…
— Кажется, я не смогу… — пробормотал Клифф, отступая назад. Он провел рукой по волосам, и на его лице проступила растерянность. — Если хочешь, можешь уйти прямо сейчас. Держать или принуждать не буду.
Он обошел меня, стараясь не смотреть и вообще держаться подальше, взял вещи с кровати и протянул их мне.
Сначала показалось, что я ослышалась. Потом через пелену непонимания и огорчения проступил гнев. Я теперь недостаточно хороша, даже чтобы просто переспать со мной?..
— Со всеми можете, а со мной — нет?!
— С тобой все по-другому.
Чуть не зарыдала от такого чувственного признания. Когда же он наконец перестанет уязвлять меня своим пренебрежением?!
— О, да вы слабак, лорд Кавендиш, — прорычала я, отталкивая его руку с одеждой. — Газеты сильно преувеличили, наделяя вас титулом известнейшего любовника Лондона!
Тут уж Клифф ответил мне. Едко, метко, зло, как и подобает истинному аристократу.
— Простите, Амелия Как-вас-там-по-батюшке! Я готовился делать это с мужчиной, а теперь даже не знаю, как к вам и подступиться!
Моя ладонь взлетела и со всего размаху влепила маркизу пощечину. Влажные волосы взметнулись черным росчерком, голова мотнулась влево. Сын герцога медленно вернул ее на место, посмотрел на меня тяжелым взглядом, и я разом струхнула. На белом холеном лице проступало алое пятно.
— Какие интересные ощущения, мисс, — хриплым пробирающим голосом проговорил Клифф. — Можете ударить еще и по другой щеке?
— Зачем? — опешила я. — Когда вы успели стать примерным христианином [16] ?
16
Амелия имеет в виду заповедь, согласно которой человек, которого ударили под одной щеке, должен подставить и другую.
— К черту религию. Твои удары пробуждают во мне "искру страсти"!
Я выпучила глаза, не зная, как реагировать. Да
— Бей! — приказал Кавендиш, и я подчинилась. Вторая пощечина получилась не в пример слабее (левая рука как-никак), зато грудь моя стыдно подпрыгнула от такого жеста, и маркиза проняло. Он подхватил меня на руки и, безостановочно целуя, повалил на постель.
— Стойте, лорд! Подождите… — я не без труда выбралась из-под маркиза и слезла с кровати.
Под его вконец обалдевшим взглядом подобрала свою одежду, быстро повесила ее на спинку стула, разгладив складки, и сама упала на него сверху.
Эпилог. Малек
Когда я проснулась, на улице уже давно и прочно обосновался день, и его жизнерадостные отголоски проникали в спальню со стороны кладбища — в виде споров и переругиваний "несчастных" родственников. Маркиз спал рядом, наполовину зарывшись в скомканные простыни — еще более молодой и красивый, чем всегда. На его тонком лице застыла слабая улыбка, да и вообще во сне он выглядел непозволительно бесхитростным и невинным (невинный, как же — после длительных ночных непотребств можно уже не притворяться).
"Порочный бог"… Теперь-то я доподлинно знала, что прозвище свое он получил недаром!
Я полежала еще чуть-чуть, прокручивая в памяти события прошедшей ночи, одновременно ужасаясь и умиляясь, а после нехотя вылезла из-под одеяла и потянулась. Зябко — за ночь комната остыла еще больше. Через окно проникали лучи света — теплые, золотые, но когда они еще растопят царящий в комнате холод…
Уходить не хочется, но надо. Что ж я, совсем бесхребетная, что ли?.. Попытка встать с постели отозвалась в теле ноющей болью — спасибо лорду, вознамерившемуся опробовать непременно все самые дикие позиции из коллекции картинок в столовой ("Второго раза ведь не будет, Малек! Или, все-таки, будет?..")
Превозмогая утреннюю лень и свою слабохарактерность, я доползла до края кровати. Уйти бодрой походкой точно не получится — тут доковылять бы до калитки… Жаль, что на услуги Армстронга-извозчика можно больше не рассчитывать: придется самой идти аж до сердца Бромптона, потом трястись в дилижансе… Дома садиться за обещанную статью — и о чем писать, когда в голову одни непристойности после вчерашнего лезут?..
Я успела спустить ноги с постели, как притомившийся мужчина рядом вдруг соизволил проснуться.
— Доброе утро, — расплылся в счастливой улыбке он, но тут же насторожился. — Эй, ты куда?
— Доброе, — официальным тоном промолвила я. — К себе домой, куда ж еще.
— Но зачем так рано? — ужаснулся он и мигом сгреб меня обратно. — Ух, холодина-то какая! Солнце еще даже не встало!
— Встало, еще как… Встало! — я отпихнула разгоряченного со сна лорда, но он только прижал меня крепче, обхватил обеими руками и сверху одеяло для надежности накинул. — Раскройте глаза, уже давно день!