Порочные ангелы
Шрифт:
Забыл, что Алана была немного помешана на здоровье. Я надеялся, что счастливые эндорфины были в полном порядке.
— Да, хорошо, так вот в чем дело.
Я сразу же приступил к сути, сказав ей только то, что она должна была знать, в основном, что ей нужно позаботиться о двух больных родителях на несколько дней. Она попыталась выкрутиться, сказав, что ее уволят из авиакомпании за то, что она взяла отгул. Я сказал ей, что гарантирую не только то, что ее не уволят, но и то, что я заплачу ей в три раза больше, чем она потеряет, пропустив рабочие дни. Она сказала мне, что не может выполнять
После того как она неохотно уступила, она спросила:
— Кто эти люди, Хавьер? Почему ты это делаешь?
— Их дочь важна для меня, — вот и все, что я ответил.
— В каком смысле? — подозрительно спросила она.
— В том смысле, который я даже не понимаю. Спасибо, Алана. Я буду на связи, — затем, прежде чем я почти повесил трубку, я быстро сказал: — О, подожди. У них будет с собой холодильник. Там есть кое-что похожее на головку салата. Можешь положить в морозилку дома? Я хочу, чтобы оно сохранилось.
— Это головка салата?
— Это то, что я обещал достать, — я прочистил горло. — Подарок. Но ради всего святого, не заглядывай туда.
— Я бы не посмела, — сухо сказала она и повесила трубку.
Вздохнув, я положил телефон обратно в карман. И пошел прочь от бирюзовых волн и рыбаков, обратно к машине, обратно в аэропорт, обратно в Масатлан и обратно в Хребет дьявола. На этот раз, когда я уезжал, не было никакой гарантии, что я вернусь.
Глава 22
Хавьер
— Ты спятил, — плюнул в меня Эсте, схватившись за свои волосы и потянув за них.
Было удивительно видеть, как он ведет себя как девочка-подросток, даже для него самого.
— Мы все знаем, что я сумасшедший, — согласился я. — Это не должно быть новой информацией. Нужно быть поехавшим, чтобы управлять этим бизнесом.
— Нет, Хави, — сказал он, усаживаясь в кресло. — То, о чем ты говоришь, это не ведение бизнеса, это разрушение.
Я осторожно потянул за концы рубашки, проверяя, чтобы они были вровень.
— А это и не имеет ничего общего с бизнесом. Я захожу и забираю ее. Конец истории.
Он сузил глаза, рассматривая меня в течение мгновения. Затем покачал головой.
— Если ты вернешься мертвым, это повлияет на бизнес.
Я пристально посмотрел на него.
— И тогда ты возьмешь все на себя. Это то, чего ты всегда хотел, не так ли? Чтобы меня не было на пути.
Он рассмеялся на это.
— Если бы я хотел, чтобы ты исчез, Хави, я бы уже давно это сделал.
— Нет, — сказал я, медленно улыбаясь, — ты бы не смог. Ты не можешь. И ты это знаешь. Всем на тебя наплевать, потому что тебе не пришлось ничего делать, чтобы оказаться там, где ты есть, кроме как просто появиться. Люди уважают меня. Я работал ради всего, что у меня есть. Ты бы продержался несколько часов, если бы захотел узурпировать меня, и ты это знаешь.
Он
— Верно подмечено. Не надо быть таким грубым.
— Если бы я не был грубым, то бы не был собой, — я наклонился вперед, надеясь, что он видит, насколько я серьезен. — И, если бы я не был сумасшедшим, я бы тоже не был собой. Я знаю, что делаю, Эсте.
Ладно, это была ложь. Я понятия не имел, что делаю и сработает ли это. Я догадывался, что шансы вытащить Луизу — если она еще жива — были довольно высоки, но шансы на то, что выживу я или меня снова не увезут в тюрьму, были очень малы. Но, хоть раз в жизни шансы стоили того, чтобы рискнуть.
Через два дня после возвращения из Кабо-Сан-Лукаса я наконец-то получил весточку от Лилиан Берреллес. Она была моей последней надеждой, но я был на той стадии, когда мог признать, что мне не только нужна особая помощь в возвращении Луизы, но и необходимо сбросить несколько очков с моего морального компаса.
В старой Мексике, той Мексике, частью которой я стремился стать, все картели действовали друг с другом в атмосфере уважения. Заключались сделки: я даю тебе что-то, ты даешь мне что-то. На улицах не было безжалостных, бессмысленных убийств. Не было изнасилований, убийств, пыток невинных людей. Не было шестнадцатилетних версий меня самого, которых учили стрелять из AR-15. Не было банд панков, бесчинствующих и убивающих людей из-за украденного кокаина стоимостью пятьдесят долларов.
Мы делали свое дело, чтобы улучшить себя и улучшить страну. Мы были порочными и жестокими, но элегантными и сдержанными. Во всем этом был танец, который заставлял все двигаться в правильном направлении, круг, который гарантировал, что на вершине останутся самые умные и яркие, а не те, у кого больше оружия и меньше член.
И в этом танце был свой кодекс. Мы рождаемся как мексиканцы и умираем как мексиканцы. Наши проблемы остаются нашими проблемами. Мы никогда не вмешиваем Штаты в наши дела. УБН, ФБР, ЦРУ — они были нашими врагами, и нам, как картелям, нужно было объединиться против врага, который думал, что знает, что для нас лучше, но не имел ни малейшего представления о том, как работает наш бизнес. США не имели права указывать нам, гражданам другой страны, что мы можем делать, а что нет. Они не жили здесь, они не знали. Они знали только свое привилегированное, жирное, расточительное общество, в то время как они показывали свои мясистые пальцы на нас и обвиняли Мексику во всех своих проблемах.
Когда меня выпустили из тюрьмы, это произошло потому, что я заключил сделку с УБН, агентством, которое иногда было более коррумпированным, чем мы. Я пообещал предоставлять разведданные, когда они будут нужны — то, чего я никогда не хотел делать, то, что противоречило моей морали. Также я заплатил кучу денег.
Лилиан Берреллес была молодой, привлекательной, дерзкой женщиной, родившейся в Сан-Диего в мексиканской семье. У меня было много фантазий о ней, пока мы заключали сделку. Она была крепким орешком, полностью преданная своей работе, но, очевидно, не прочь подкупить меня. Хотя я обещал ей разведданные, кроме нескольких вещей, которые были бесполезны для нее, я никогда не давал ей их после моего возвращения в Мексику.