Порочные занятия
Шрифт:
— Это инструмент для щекотания клитора, — говорит он.
Мои глаза расширяются.
— Он так же чрезвычайно эффективен на груди. Хочешь попробовать?
— Да, — шепчу я.
Он проводит тупыми зубцами по внутренней стороне моего бедра.
— Как ощущения?
Удовольствие пробегает по нервам, словно статическое электричество, и собирается в клиторе. Я сжимаю зубы, пытаясь сдержать стон, но он эхом отдается в груди.
— Хорошо, — пищу я, предвкушая, что почувствую его где-то еще.
— Я разрешаю
Слова ударили, как пощечина реальности, потому что я осознала его намерение вытянуть все это из меня.
— Подожди, — говорю я хриплым голосом. — Ты же не собираешься использовать эту штуку на моем клиторе?
— Возможно, собираюсь, — растягивая слова, проводит инструментом вниз по моему бедру.
Я сжимаю губы, решив взять все, что он даст и не отдать то, чего он хочет. Профессору Сегалу нравится унижение. Преклонение колен, ползание, целование ног.
Он учит меня наслаждаться его прикосновениями — может быть, пришло время научить его получать удовольствие от того, что делает мне приятно.
Он водит вверх и вниз по внутренней стороне бедер. Каждый раз, когда он приближается к моей ноющей от жара плоти, она пульсирует.
— А теперь? — он спрашивает.
Я резко вдыхаю и заставляю голос не выдавать волнения.
— Все в порядке.
Затем он проводит им по моей обтянутой тканью киске.
— И так?
— Ох, — выдавливаю я. — Н-неплохо.
Его глаза вспыхивают вызовом, и он проводит зубцами от одной стороны моей киски к другой. Он замедляется над клитором, вызывая смятение. Они похожи на маленькие металлические пальцы, поглаживающие чувствительный пучок нервов, воспламеняющие линии динамита, прежде чем они встретятся внутри меня и взорвутся.
Бедра хотят сжаться вместе, но стремена не позволяют. Я хочу выть от удовольствия, но слишком упряма для этого.
Теперь он помещает инструмент на холмик, в нескольких дюймах от прикрытого клитора. Делает паузу, чтобы встретиться со мной взглядом проницательным взглядом, который говорит мне, что он анализирует каждый мой вздох.
Нежнейшим движением он скользит металлом по ткани. Я едва чувствую давление, но это призрачное щекотание растекается по моей коже.
Я закрываю глаза, потому что не хочу смотреть на него, когда эта штука достигает клитора.
— Глаза на меня, — он останавливается.
Мои веки распахиваются, и дыхание перехватывает. Как только он убедился, что завладел всем вниманием, зубцы ползут вниз.
Теперь удовольствие такое же прошибающее, как скрежет ногтей по классной доске, только я съеживаюсь не от дискомфорта, а от удовольствия. Издаю низкий стон, дрожу, и стараюсь не позволить глазам закатиться на затылок.
Профессор Сегал точно садист, и он только начал.
Прикосновение медленно спускается по моему клитору, заставляя бедра конвульсивно
Я была права насчет него.
Он сходит с ума от пыток, только сексуального характера.
Он полон решимости заставить меня умолять.
— Ну как? — спрашивает он, его голос дрожит от веселья.
— Может, еще раз попробовать? — мой голос дрожит.
Он не реагирует. Вместо этого завершает медленный путь вниз к внутренним и внешним губам, где удовольствие чуть меньше.
— Хммм… — протягивает он с любопытством ученого. — Если этого мало, то, возможно, мы можем перейти на колесо Вартенберга.
Прежде чем я успеваю спросить, о чем он говорит, он берет орудие с шипами.
Дерьмо.
Глава 12
ФЕНИКС
Я ошиблась, когда сказала, что у колеса Вартенберга дюжина шипов. Их не менее двадцати четырех. И в отличие от предыдущего прибора, все они очень острые.
— Что… — я прочищаю горло и набираюсь смелости. — Что вы собираетесь с этим делать?
— Колесо Вартенберга — это медицинский прибор, который используется для проверки чувствительности нервов, — говорит профессор Сегал, ведя колесом пыток по ладони.
Я сжимаю зубы.
Он не ответил на мой чертов вопрос.
Я вытягиваю шею, пытаясь найти пятна крови, но даже следа покраснения нет. Но, может быть, это потому, что он не давит?
— Вы собираетесь использовать его на мне? — шепчу я.
— Вы хотите, чтобы я это сделал, мисс Шталь?
Горло сжимается, и я сглатываю.
— Это зависит от того, — говорю я, сохраняя размеренность в голосе. — Будет ли больно?
Его глаза мерцают, а может быть, они сверкают злобой.
— Ровно также, как и приятно.
Прежде чем я успеваю запросить более приятную и менее зловещую пытку, он приближается ко мне с психо-вертушкой.
Кожу жалит, когда он проводит ею по внешней стороне бедер. Давление легкое и не длится достаточно долго, чтобы нервы опознали его как боль.
Это причудливая форма удовольствия, которая балансирует на грани опасности. Если бы он надавил сильнее, то порвал бы мне кожу.
Я быстро дышу, грудь вздымается и опускается, когда он катит колесо по тазовым костям и вверх по животу, где я немного более чувствительна.
— Как боль? — спрашивает он.
Теперь я задыхаюсь, мое сердце колотится, потому что иголки направляются к груди.
— Терпимо.
Он отвечает мрачным смешком, от которого волоски на затылке встают дыбом.