Порочные занятия
Шрифт:
— У меня сложилось впечатление, что как раз за этим, — мой взгляд падает на ее влажные складочки. — Или я ошибся, и это не ты стонала, сжимаясь вокруг бутылки?
— Вы намеренно неправильно меня понимаете.
Мне нужно приложить все усилия, чтобы сохранить невозмутимое выражение лица, пока я регулирую кресло так, чтобы ее таз поднимался вверх.
— Просвети меня.
— Член, — огрызается она. — Вот, за чем я пришла.
Я потираю подбородок.
— Боже, какая распутная юная
Она скалит зубы.
— Вы не нальете в меня вино. Я не позволю.
— Снова?
Она отступает.
— Что?
Я кладу руку за ухо.
— Я слышу одни жалобы и ни разу не было стоп-слова.
Ноздри Феникс раздуваются, а грудь вздымается и опускается от частых вдохов. Она натягивает манжеты запястьями и сжимает руки в кулаки. Но не обманывает меня этими протестами.
— Ты из тех женщин, которые слишком стыдятся признать свою слабость к извращениям, — говорю легко, как будто просто размышляю.
— Вы можете сделать такой вывод после одного разговора? — спрашивает она с раздражением.
— То, чего ты не сказала, куда важнее.
Ее глаза сужаются, прежде чем вспыхнуть от понимания.
Я киваю.
— Все это может закончиться одним словом, но ты плачешь и скулишь, а не используешь его. Почему? Потому что хочешь этого так же сильно, как и я, но пытаешься снять с себя ответственность, демонстрируя сопротивление.
Ее щеки пылают тем же оттенком, что и лампочки.
— З-заткнись.
— Не волнуйся, милая шлюшка, я возьму на себя всю ответственность за сегодняшние распутства.
Феникс закрывает рот.
Человек получше чувствовал бы хоть капельку вины за то, что вывернул наизнанку ее слабости, но я никогда и не говорил, что я хороший.
Горлышко бутылки мокрое от ее соков, настолько, что выскальзывает из рук. Требуются все усилия, чтобы не облизать его дочиста, но приличия нужно соблюдать, по крайней мере, на первом свидании.
Проткнув ее штопором и сделав несколько поворотов, я откупориваю бутылку с приятным хлопком.
Ноздри наполняются смешанным букетом белого вина и мокрой киски, а член каменеет до предела. Видимо, унижение таких дерзких девушек, как Феникс, творит чудеса с моим периодом одиночества и равнодушия.
Я тянусь к U-образной силиконовой игрушке, которую купил в «Красной комнате», и подстраиваю тонкие ручки.
— Что это такое? — голос Феникс дрожит.
Я поднимаю розовато-лиловый предмет в ее поле зрения.
— В данном случае следовало бы использовать металлический инструмент, чтобы держать тебя открытой, но это лучшее, что я мог найти в кратчайшие сроки.
— Это не ответ, — рычит она.
— Разве ты не слышала о гинекологическом зеркале?
Она качает головой.
— Влагалищное зеркало, зеркало
— Нет, но начинаю понимать суть, — ее голос дрожит.
Мои губы дергаются.
— Это позволит открыть тебя достаточно широко, чтобы вместить необходимое количество вина.
— Вот дерьмо, — она откидывает голову назад и стонет.
— У меня нет страсти к копрофилии, но если ты настаиваешь…
— Нет, — кричит она.
Я смеюсь.
— Лежи спокойно и не пролей ни капли.
— Это сложно, учитывая, что я не чашка. Может быть, вы все же сходите наверх за бокалом? — говорит она, повышая голос. — Или выпьете прямо из бутылки?
— Ну же, мисс Шталь. У нас был этот разговор. Любые дальнейшие выпады с вашей стороны будут меть последствия.
— Но…
Я с силой шлепаю ее по внутренней стороне бедра.
— А-а-а-а! — она откидывает голову и тяжело задыхается.
Шлепок!
Она двигает бедрами, киска блестит от растущего возбуждения.
Я хочу исследовать эту тягу к боли, но она уже настолько неприлично мокрая, что с вином пора двигаться дальше.
— Я собираюсь засунуть изогнутую часть этой игрушки в твою тугую маленькую дырочку, — произношу каждое слово, наслаждаясь тем, как она хнычет. — А когда ты раскроешься передо мной, наполню тебя вином.
— Нет, — стонет она.
— Рад, что ты одобряешь.
Смазки так много, что силиконовая игрушка беспрепятственно скользит внутрь. Она работает как зеркало и раздвигает стенки при помощи лишь двух тонких язычков, которыми я могу регулировать ширину растяжения.
Внутренние мышцы Феникс смыкаются и сжимают язычки игрушки вместе.
— Расслабься, — я нежно шлепаю ее.
Киска снова сжимается, прежде чем мышцы слабеют.
— Хорошая девочка.
Мышцы дергаются, а клитор наливается под моим взглядом.
Я истекаю слюной. И не в ожидании питья вина. Каждая часть этой женщины вызывает у меня бесконечное восхищение.
Раздвигаю язычки игрушки, снова открываю ее и мысленно делаю пометку купить еще одну из нержавеющей стали… или титана.
— Сейчас, — говорю, поднося горлышко бутылки к ее блестящей дырочке.
Она издает жалобный звук, но тело реагирует так же, как когда я ее похвалил.
Наклонив бутылку, наливаю достаточно жидкости, чтобы заполнить рюмку. Она снова дергается, и вино стекает по губам к заднице. Я подхватываю струйку и выпиваю жидкость до того, как она успевает ее вытолкнуть.
Горячее тело разогрело «Сансер» выше температуры, подходящей для белого вина, но также сделало посредственный «Совиньон Блан» восхитительным. Я глотаю жидкость, напевая одобрение, и облизываю ее дочиста.