Порочный доктор
Шрифт:
– Фу, невкусно. Как вы, женщины, целый день с этим на губах ходите?
– Ворчишь, как девственник, который впервые поцеловал накрашенную девушку, - беззлобно фыркаю я, протягиваю ему салфетку и сама же его и вытираю.
– Нет, не впервые, конечно, - машет рукой он.
– Но ты единственная, кого я могу спросить давно волнующий меня вопрос, не боясь, что обидишься и подашь на развод.
– За вопрос о губной помаде? Представляю, в суде нас спрашивают: причина развода? А я - Гражданин судья, мужу не нравится вкус моей косметики!
Мы смеёмся. Потом я вспоминаю, что мне надо на пост некоторые истории болезни отнести, кидаю Тихонову его одежду и отступаю к двери.
– Эй, ты
– возмущается он вослед, но я уже в коридоре, закрываю дверь с той стороны. Ничего-ничего, обойдется и без наших сугубо дамских тайн. Должна же быть в женщине какая-то загадка, верно?
Алка, главная сплетница клиники, попадается мне в коридоре и многозначительно так ухмыляется.
– Тихонова, ты хоть халат одерни, не смущай зазря пациентов.
Нервно дергаюсь, смотрю - халат вроде в порядке. Алла делает лицо, с каким обычно рассказывают большую и пошлую тайну.
– Ваши стоны на соседних этажах слышно, молодожены вы наши. Умерьте пыл, нечего нас, одиноких незамужних, на завидки пробивать.
Улыбается, подмигивает мне и уходит. Уверена, ещё до конца рабочего дня вся клиника будет в курсе, что мы занимаемся развратом в рабочее время. Хотя почему разврат, мы же женаты, как-никак.
Весь остаток смены улыбаюсь. Надеюсь, что загадочно, а не как дура, потому что сдержать эту улыбку не получается. Ну и пусть ничего на самом деле не было, мне приятно, что остальные не отвергают возможность нашего семейного секса, не считают, что я недостойна такого мачистого мачо, как Юра. Подначивают, не без этого, но я ни разу не слышала ничего презрительного в свой адрес. Только медсестры из хирургии шутят: "Постарайся, Любка, не заездить нашего Тихонова сегодня, у него на завтра три важных операции назначено".
Глава 10.
Три дня спустя в клинике был полный аврал. Довольный Геннадьич привёл местную футбольную команду на диспансеризацию. Подписал с клубом контракт на медобслуживание на год. Сиял, как лампочка, ещё бы, наверное, огромные деньжищи получил. Девчонки тоже сияли. С утра в клинике пахло тестостероном. Восемнадцать сияющих улыбками парней, среди которых, мама дорогая, даже был один негр. И тренер тоже ничего такой мужчина. Девчонки порхали бабочками. Могу поспорить, не одной и не двум крылышки сегодня прилично (а скорее уж НЕприлично) потрепали. Довольно-загадочные улыбки и малость примятые халаты говорили сами за себя.
Я, к счастью, от этого разгула плоти была далека. Как замужнюю, меня сослали в регистрацию, помочь с заполнением новых карточек, а потом ещё надо было журнал приема заполнить и ещё дофига бумажно-компьютерной работы. В общем, я устала и задремала прямо за столом.
И вот, слышу, дверь кабинета щёлкает и двигаются ко мне знакомые такие шаги.
– Умоталась, кнопка?
– слышу сочувствующий голос Юры, но я реально умоталась, даже глаза открыть лень, меня хватает только на сонное угумканье.
– Бедненькая маленькая кнопушка, - сочувствующе мурлыкает он, опускает свои лапищи мне на плечи и начинает их поглаживать и разминать.
– Загонял тебя злой Геннадьич.
– Он не злой, - вяло протестую, а сама выгибаю шею под поглаживания больших пальцев. Тихонько постанываю от удовольствия - хорошо неимоверно.
– Бедные плечики, так напряжены... Надо лифчик расстегнуть, чтоб не давил на них, - вещает этот змей-искуситель, ныряет руками под блузку и лихо расправляется с крючками бюстгальтера. Наслаждение от освободившейся из тесного плена груди срывается с моих губ довольным стоном. Юркины руки спускаются с плеч ниже, расстегивают блузку до пояса. Истомившаяся грудь оказывается в сильных и уверенных руках.
Мой довольный стон звучит в унисон с шумным вздохом Юры. Осторожными, плавными движениями он мнет и гладит как-то вдруг ставшие очень чувствительными полушария. Меня сразу бросает в жар. Внутри всё трепещет. Дыхание сбивается. Дрёма превращается в такое состояние, когда ты чётко понимаешь, что не спишь, но старательно ловишь сонный дурман, не дающий соображать нормально. А соображать я сейчас не хочу. Хочу наслаждаться этой внезапной лаской. Почувствовать себя любимой и желанной, даже если это самообман. Сладкий, порочный самообман. Откидываю голову назад, на спинку стула. Мне бы так хотелось, чтобы Юра меня сейчас поцеловал... Облизываю губы, представляя, как это могло бы быть. Смешно и грустно, но в поцелуях у меня даже меньше опыта, чем в сексе. Арсений не очень-то утруждался, а до него... на выпускном поцеловалась с одноклассником и всё. И сейчас мне так хочется попробовать. Узнать, взаправду ли это так волнительно, или сплошные слюни, как запомнилось мне с выпускного?
Юра всегда угадывает мои желания. Иногда мне кажется, что он нашел способ читать мои мысли, так точно он меня понимает и чувствует. Или мы просто настроены на одну волну и хотим одного и того же? Потому что руки на моей груди вдруг замирают. Кресло подозрительно скрипит. Моей щеки касается горячее дыхание вместе с прерывистым шёпотом:
– Кнопка... твою мать... какая же ты охеренная...
Теплые губы мягко касаются щеки. Скользят вниз вдоль линии подбородка. Я чувствую, как Юрин нос легонько потирается об мой. Чувствую лёгкое касание в самый уголок рта. Невесомый поцелуй в губы. Невольно приоткрываю их, в груди всё сжимается, мешает дышать, я хватаю воздух ртом, и на вдохе Юрины губы обхватывают мою нижнюю и начинают перетирать меж собой. Переключаются на верхнюю. Язык осторожно, словно боясь спугнуть, обводит контур моего рта. Проникает внутрь. Боже, мне кажется, я не дышу всё это время. Наши языки сплетаются воедино. Затевают такую игру, как будто у них там свой, меж-языковый секс. Плавный и чувственный. Что бы я ни думала о поцелуях - оно и близко не подобралось к испытываемой мною гамме эмоций. Мне кажется, я сейчас загорюсь от наслаждения.
– Хорошая моя девочка, маленькая, нежная, - бормочет Юра мне над ухом. Одной рукой продолжает тискать мою грудь, вторую ведёт вниз, поглаживает мой живот. Поднырывает ладонью под пояс юбки, гладит полоску кожи между поясом и резинкой трусиков. Мне кажется, стул подо мной сейчас загорится. Или я сама сгорю, осыплюсь кучкой пепла. Разве бывает так: горячо и нежно одновременно? Широкая ладонь скользит поверх трусиков, накрывает и сжимает мое женское местечко. Трет, сжимает, снова трёт, чуть надавливая пальцами вглубь. Вау. Очень... возбудительно. Я прям чувствую, как намокает моё бельишко. А потом его сдвигают вбок, мужские пальцы касаются меня уже без препятствия в виде клочка хлопка. Перебирают влажные складочки, растирают по ним сочащуюся из меня влагу. Вскоре этого становится им мало, один палец проталкивается внутрь. Ахаю, неосознанно сдвигаю ноги. Нет, мне приятно, просто так неожиданно, так непривычно.
– Любаш, ты что, девственница?
– ошарашенно спрашивает Юра.
– Тугая такая, вообще с ума сойти.
Такой простой вроде бы вопрос, но он резко спускает меня с небес на землю. Напоминает о том, что хотела бы забыть. Всё, кончился мой сладкий сон. Ведь если бы не Арсений, я могла бы... Юра был бы моим первым, а так... Блин, обидно, аж слёзы к глазам подступают. Мотаю головой, отпихиваю нависшего надо мной Тихонова.
– Люб, ну ты что?
– он явно недоумевает.
– Я так просто спросил, нет так нет, я такими вопросами не заморачиваюсь. Кноп, ну глянь на меня. Я тебя напугал? Или ты...
– тут он скрипит зубами, - про другого себе фантазировала, а потом вспомнила, что со мной?