Порода героев
Шрифт:
Рейни поморщилась, когда Мироходец вложил камень на место — так спокойно, словно запускал обычный, бездушный механизм. Ей было стыдно. Бывают поступки хуже убийства, но, кажется, Урза Мироходец способен на любой из них.
Первый ливень сезона бурь налетел на Толарию. Над академией поднялись защитные перекрытия, предохранявшие клумбы и садовые участки, не нуждающиеся в поливе. Струи воды били по выветренным скалам, глинистым пустошам и деревянным скатам крыш. Над зонами ускоренного времени вода испарялась так быстро, что казалось — дождь отскакивал от них. Зоны медленного времени со стороны казались заключенными в дымчатые пузыри. Вода словно прилипала к их поверхности и неторопливо соскальзывала вниз под собственной тяжестью. Пройдет не одна неделя, прежде чем первая капля коснется медленновременной зоны.
В закрытой бухте острова покачивался на волнах стоящий на якоре «Маяк». С его борта к ближайшему молу протянулись легкие сходни. Заканчивалась погрузка, и буйство природы не нарушало корабельного распорядка. Команда грузила в трюмы провиант и воду медленного времени, предназначавшуюся для тех, кому, вопреки обычаю, дозволено было покинуть академию и затеряться в городах внешнего мира, скрывая до поры части Наследия.
Гатха тяжело шагнул на сходни. Железные планки прогнулись под его ногами. Он даже не удостоил взглядом корабельного эконома, распоряжавшегося погрузкой и размещением пассажиров. Задерганный, а потому злой, моряк горячился, разъясняя двоим помощникам Гатхи, куда, по его мнению, следует отправить непредвиденный добавочный груз. Сам Гатха, презирая обычные формальности, направился прямо к капитану.
— Нужна помощь, наставник? — Женщина даже не взглянула на значок, украшавший плащ гостя. Звание наставника подвернулось ей на язык просто по привычке.
И она даже не подумала уступить ему место под узким навесом мостика. Ежась под холодными струями, Гатха подумал, что двадцать лет на посту капитана кого угодно отучат от излишней любезности. Тем не менее он чуть ли не с ненавистью взглянул на ее распахнутый дождевик. Вода уже пробралась за натянутый до ушей ворот плаща.
— Меня в последний момент внесли в список пассажиров, — солгал куратор, протягивая поддельные бумаги, украшенные личной печатью Баррина, «позаимствованной» пока старший маг занимался с учениками в реальном времени.
Печать совета заполучить было бы легче, но у Гатхи имелись причины отказаться от нее. Как он ни презирал старшего мага за слабодушие и узость кругозора, куратор должен был признать его сильным противником. А раз так, то он счел достойным выкрасть именно его печать. Решил закрыть лаборатории Гатхи? Так на тебе!
— Вижу. — Капитан Бравен кинула беглый взгляд на печать. — А там что?
Перебранка у сходен продолжалась.
— Мое снаряжение и кое-какие припасы. — Гатха запихнул бумагу под плащ, где было немногим суше, чем снаружи. — Вам поручено доставить меня со всем снаряжением. Я сойду с корабля в первом порту. — Это было сказано тоном, не терпящим возражений, да капитан Бравен и не собиралась спорить.
— Проверь печати на новом грузе, Эрик, и пусть его укладывают в трюм, — проревела она, не обращая внимания на Гатху, поежившегося от ее громкого голоса. — Охота тебе под дождем выяснять, когда им следовало явиться на борт?
Гатха кивнул, изображая благодарность, которой вовсе не испытывал, ретировался с мостика и вернулся к своим помощникам. Эконом уже вносил в свой список краткое описание груза, отмечая рядом вес каждого тюка и ящика.
— Смеситель эфира — это что такое? — остановил он ученицу, уже ступившую на трап.
Гатха не дал девушке ответить.
— Лабораторный прибор, — вмешался он, — смешивает эфир, сами понимаете. Легкий и достаточно прочный. Засуньте, куда хотите.
Эта была его любимая тайная шутка. Как смешивают эфир? Сотрясая воздух, само собой. Шутка относилась к людям, которые сами не знают, о чем говорят.
Эконом, конечно, не уловил намека. Он ворчливо кивнул и нацарапал что-то на размокшей бумаге, пробормотав: «На бак».
Поравнявшись с ученицей, Гатха шепнул:
— Помни, я на тебя полагаюсь.
Девушка тряхнула мокрыми волосами, взглянув на него из-под прилипших ко лбу прядей. Гатха ободряюще кивнул:
— Ты мои глаза и уши на случай, если мне понадобится вернуться на Толарию.
«Что маловероятно, пока здесь властвует Баррин. Однако медленная вода может вскоре понадобиться. Не так уж много удалось выкрасть, к тому же неплохо будет следить за успехами академии, если им, конечно, удастся чего-то добиться».
— Наставник Гатха! — прервал его размышления рык капитанши. Оставив заколебавшуюся в последний момент ученицу, мятежный куратор поднялся на мостик, готовый к действию. Любая мелочь могла разоблачить его, и внутренне Гатха приготовился к решительному бою. Однако Ильса Бравен, по-видимому, была далека от подозрений.
— Первая пассажирская каюта свободна, — просто сообщила она. — Других гостей на борту нет.
— Каков первый порт назначения? — поинтересовался куратор.
— Аргив.
— Аргив… — с улыбкой повторил Гатха. — Ну-ну…
Семьдесят пять лет он не был дома.
Академия погрузилась в сон. Только ночные сторожа обходили области реального времени, да несколько окон светились в лабораториях, где шли круглосуточные эксперименты. Над островом стояла тишина.
Карн никогда не спал. Его тело не требовало сна. Правда, после напряженной работы он иногда отключал высшие отделы мозга и погружался в своего рода спячку, просто чтобы провести время. Раньше он поступал так довольно часто, но за год, прошедший с начала подчистки памяти, ни разу. Прототип поклялся самому себе, что никогда больше не станет спать, хотя, конечно, и эта клятва со временем забудется.
В комнате не было кровати. Карн в ней просто не нуждался. Были стол и несколько крепких стульев, но главное — полки, на которых годами скапливались памятные вещицы — книги, картины, подарки… Жизнь, воплощенная в материю. Все в этой комнате было наполнено воспоминаниями, но скоро они исчезнут. Вещи станут просто вещами. Останется только одно.
Портрет Джойры. Удачный набросок, сделанный еще в первой академии.
Все, что оставлено ему лучшей подругой. Мысль, что Джойра вернется на остров, а Карн даже не узнает ее, была непереносима. «Джойра мой лучший друг. Лучший друг. Мы повстречались в первой академии, еще до того, как катастрофа заставила нас покинуть Толарию. Это она дала мне имя Карн, древнее транское имя. Она сказала: „карн" значит „сильный"». Голос звучал глухо в этой тесной комнатушке, забитой воспоминаниями.
Карна пронзила волна мучительной боли. А ведь они не виделись больше столетия. Он уже не всегда мог припомнить в точности событий трехдневной давности. Они, не окрашенные яркими чувствами, бледнели в его памяти, как в памяти всякого человеческого существа. Как они живут с этим? Карн не мог вспомнить случая, когда бы он испытывал страх. Это уже ничего не значило, потому что теперь он многого не мог вспомнить, но сейчас ему было страшно.
Стоя среди полок, уставленных трофеями прошлого, Карн снова и снова твердил: «Джойра мой лучший друг. Мы встретились…»