Шрифт:
Annotation
Новогодняя история, произошедшая в Петербурге не без толики волшебства...
Самарина Ольга Борисовна
Самарина Ольга Борисовна
Порог тридцатилетия. Новогодняя история
Порог тридцатилетия
Новогодняя история
Нет,
Без шапки. Без кошелька. Без телефона.
Видите ли, не понравилось ей, что Иван заигрывал с Римкой, а с ней - с его официальной прекраснодушной девушкой Катей (само совершенство плюс укладка волос к новогоднему вечеру за полторы тыЩЩи) - разговаривал сухо и раздраженно: мстил за то, что она отказалась идти с ним в его компанию. Теперь, после всего, что она там ему с Римкой наорала сгоряча, шанса "вернуться обратно" у нее уже нет никакого. Да и желания тоже нет. Есть только злость и какая-то беспросветная тоска.
Катя реально задубела: воротник пальто доходил лишь до середины ее отмерзших малиновых ушей, да еще эти вечные "ботиночки на тонкой подошве"... Она скрипела инеем по Банковскому мосту в пустом СПб. Однако, вымерли улицы, но не окна. Окна, витрины, балконы и эркеры - наоборот, сияли и сообщали, что у всех людей на Земле сегодня мир-дружба-жвачка-счастье-любовь-новый год!... У всех, кроме Кати. Золотокрылые Грифоны смотрели на нее со своих постаментов и гримасничали: "Ду-ррра!".
Неожиданно на противоположной стороне моста появился... Элвис. Элвис Пресли. В золоченом пиджаке со стразами и в перстнях на каждом пальце. Он тоже был без шапки. Это их роднило, однозначно. Элвиса носило по мосту из края в край. Увидев Катю, он икнул и запел своим бесподобным, чарующим голосом, почему-то по-русски: "Сегодня ночью-ю-ю ты встретишь свою любо-о-о-о-вь, детка-а-а!".
"Господи, только нафталинового Элвиса Пресли мне сегодня и не хватало!" - застонала Катя. Элвис пришарахался к ней, качнулся и повалился на девушку. Сильный коньячный дух ударил ей в лицо. Внутри Кати внезапно взорвалась какая-то бомба с яростью - яростью на всех: на "них", на себя, на тоску, на паршивый новый год и на этого идиотского пьяного Элвиса! "Отвали!" - рявкнула Катя и с силой оттолкнула Элвиса от себя. Он налетел спиной на перила моста, запрокинулся, потерял равновесие и тяжелым мешком рухнул под мост.
Катя ошалело шагнула к перилам. Заглянула под мост. "Твою же мааать!..."
Внизу, на куче снега, что был свален на лед канала, ничком лежал Элвис. Он сиял в свете фонаря всеми своими стразами, как новогодняя ёлка. Только волосы тусклые. Черные. А вокруг волос - красный ореол на белом снегу. Кровь. Ааааааа!!
"Мамочки мои, что же это за фигня такая со мной происходит?! Что же это за кошмар такой бесконечный, а?! Сейчас-сейчас... надо в кафе... скорую вызвать..." Катя хрипела-причитала вслух, заходилась на бегу. Изо рта ее, как из утюга, вылетали мощные порции пара. В переулке, мимо которого неслась Катя, стояла машина скорой помощи. Катя подергала двери - никого, и она рванула на угол, в кафе.
"У нас закрытое мероприятие", - отчеканила девица на входе. Катя захлебнулась: "Скорую! Срочно!". За туями в горшках, разукрашенных гирляндами, произошло шевеление. Из-за туй показался здоровенный веснушчатый детинушка в зеленой медицинской робе, напяливающий куртку. Следом вышла немолодая, худенькая докторица с фонендоскопом на шее, за ней - пожилой усатый мужик. "Пошли", - детинушка-медбрат положил руку Кате на плечо - "Повезло тебе: мы тут на вызове были".
Спуск к воде был недалеко, лед - крепкий, надежный. К Элвису они подошли вчетвером. Медбрат с водителем перевернули тело. Страшная его голова с прилипшими ко лбу волосами, вся в кровище, безжизненно откинулась. "Он что, умер?!" - в ужасе выдохнула Катя. "Мужчина, очнитесь! Ну же!" - строго выговаривала докторица, присев над Элвисом и игнорируя Катин ужас - "Петя, давай магнезию, потом в машине гемодез, и антимикробную салфетку на бровь прямо сейчас". "Да не бойтесь, девушка, пьяный он и бровь рассек - вон, напоролся", - медбрат Петя указал на перстень Элвиса в виде звезды. Ох, гора с плеч! Первый позитив за сегодня. Кате тут же подумалось, что все веснушчатые люди приветливы. По крайней мере, в её жизни встречались именно такие конопатые люди-добряки.
Водитель скорой подъехал вплотную к спуску. Оживший после магнезии и подпираемый Петей, докторицей и Катей со всех сторон, заплетающийся Элвис чудом загрузился в скорую. "Садитесь в машину, повезем зашивать ему бровь - очень глубокое рассечение", - бросила Кате суровая докторша и хлопнула дверью, усевшись рядом с водителем. Петя колдовал уже внутри с капельницей. Элвис мычал и даже пытался петь про детку и встреченную любовь. "Не оставаться же мне здесь одной, в этом ледяном аду - в машине хотя бы тепло!" - рассудила окоченевшая Катя и прытко впорхнула в скорую. Снаружи послышалась бойкая трескотня фейерверка, следом заухали взрывы. Золотокрылые Грифоны в сполохах света, словно ожили и подмигнули ей на прощанье.
Катя блаженствовала в тепле, пропуская мимо ушей звуки возни Пети с Элвисом. Жизненный тонус рос, вина Ивана таяла, планы отпраздновать с ним ее день рождения (через неделю стукнет тридцать!) разворачивались самые романтические. Мысли о грядущем тридцатилетии и неустроенной личной жизни будоражили мириады нейронов в ее мозгу, и мозг-умница выдавал озарения, что нефиг ей кочевряжиться. Всё, хватит мечтать об экспедиции на Шпицберген, хватит строить из себя талантливого орнитолога - бессребреника. Кушать хотят даже орнитологи. Иван - подходящий кормилец, зарабатывает. Два недостатка все же у него есть: слегка нервный и слегка скучноватый - так ведь устает. И ещё: он против её экспедиций, ну так какой же муж будет "за"? Муж... Да, пора замуж! Вот прощу его и начну намекать на свадьбу... Прямо после дня рождения!
Больница оказалась близко. Кате хотелось уже всё бросить и мчаться к Ивану, но было неудобно сбежать прямо из машины: медики со скорой приняли её за родственницу Элвиса.
Светло-зеленые стены, голубоватые лампы, безразличные деловитые медработники, снующие взад-вперед, погромыхивающая каталка и этот ужасный больничный запах (смесь горечи лекарств, пригорелой еды, нечистого туалета и каких-то антисептиков). Искусственная ёлка в дешевой мишуре пугала неуместностью. Тоска!... Катя вспомнила, как во втором классе лежала в больнице перед Новым годом. Всех выписали, в палате остались только она и взрослая прекрасная девушка Инга пятнадцати лет. У Инги был свой (не мамин!) лак для ногтей и духи в красивом флаконе. Когда Катя грустила по дому и плакала - Инга успокаивала ее и позволяла подушиться своими духами. А потом рисовала ей принцессу из мультфильма. Если бы не Инга, Катя, наверное, умерла бы в той больнице!
Катя медлила с уходом в ожидании неизвестно чего. Элвиса увели. "Вы с Коротковым Арсением Михалычем приехали? Возьмите вещи", - грузная медсестра с вычурной пергидрольной прической сунула Кате элвисовский павлиний костюм. Тяжелая позолоченная пряжка ремня грохнула об пол. "Телефон он не отдал, а кольца тут", - медсестра подала белую хирургическую бахилку, наполненную Элвисовыми перстнями - "десятая палата, третий этаж" - отчеканила она, развернула свой гигантский бюст в обратную от Кати сторону и удалилась.