Порог тридцатилетия. Новогодняя история
Шрифт:
Зеленая лампочка над дверным проемом провозгласила "ВЫХОД". Уф! Катя подняла воротник и поспешила на улицу. Вокруг глухо погромыхивало от петард, мигали огнями уличные гирлянды, снег пестрил крапинками конфетти, мишурой и пятнами мандариновых корок (народ закусывал). Бутылки из-под шампанского солдатами выстроились возле редких урн. Чувствовалось, что праздничная ночь была на исходе: люди брели мелкими группками. Редкие выкрики, смешки...
Именно в праздники одинокий человек чувствует себя особенно несчастным. Эту банальную истину Катя сейчас постигала на собственном опыте. Нет, конечно, в периоды,
– Такси!
– Катя остановила машину и уселась на заднем сидении. Симпатичный таксист попробовал балагурить, но, слава богу, оказался чутким и умолк.
– Девушка, у вас косметика немного размазалась, вот - таксист протянул ей влажные салфетки и развернул зеркало заднего обзора. Да уж, новогодняя Нефертити: черные полосы под глазами уходят к вискам.
– Спасибо!
Промелькнувшие Грифоны помахали ей крыльями вслед - давай, возвращайся к своей обычной жизни, помирись с Иваном, ведь эта дурацкая новогодняя ночь уже на исходе. Катя попросила таксиста подождать. К ее удивлению, он ей поверил и согласился. Она взбежала по лестнице к Римкиной квартире, позвонила. Никто не подходил. Толкнула дверь - открыто. На полочке в прихожей лежала желтая шапка Ивана с хоккеистом на отвороте, ею собственноручно связанная и подаренная: значит, Иван здесь. В комнате сидел у стола абсолютно пьяный Костик, Римкин сосед, и что-то нечленораздельное буровил коту, примостившемуся на книжной полке. Девицы все, видимо, разъехались.
Катя открыла дверь во вторую комнату. Темно. Наконец, глаза различили на кровати двоих спящих... Иван и Римка! С безмятежными лицами. В обнимку. Кате стало трудно дышать, как будто изнутри кто-то схватил ее легкие и потянул на себя, не давая им расправиться. Во рту пересохло. Она не могла пошевелиться и всё смотрела, смотрела... на "них"... Через какое-то время она очнулась. Под ногами у нее валялись Римкины туфли. Она взяла по туфле в каждую руку и со всей силы запустила ими в кровать. Вышла. Руки дрожали. Под звуки криков из спальни Катя деловито разыскала в коридоре свою сумочку. Шапка, где-то еще ее шапка. Не нашла. Выскочил застегивающийся Иван. Она не слышала ни одного слова, как в вакууме - а он что-то горячо ей говорил, хватал за плечи. Катя взяла с полки желтую шапку с хоккеистом, натянула ее себе до бровей, стряхнула с себя руки Ивана и вышла.
Села в такси. Боковым зрением заметила выскочившего из парадной Ивана. Через минуту до нее дошел вопрос таксиста "Куда?". Она ответила "Туда". Таксист поехал. "Все-таки он неправдоподобно чуткий для таксиста" - отрешенно подумала Катя. В зеркале заднего вида на нее косилось сочувственное веснушчатое лицо.
Снова они ехали по каналу. Замаячили Грифоны на Банковском мосту. Катя попросила остановить машину, расплатилась и пошла пешком к мосту. На ходу стало легче: меньше ощущалась дрожь. Шел снег. Вокруг не было никого. Ее прямо тянуло к этим крылатым львам с заснеженными спинами и носами. Катя подошла к месту, откуда упал Элвис, глянула вниз: белый сугроб, и никаких следов крови. Чистый новый снег всё запорошил. "Всё прошло, всё плохое прошло - осталось там, в старом году, под снегом. Мне исполняется тридцать: я взрослая и сильная, и я начну свою жизнь заново. Всё прошло...", - твердила Катя, как мантру, взявшись за золотое крыло Грифона и глядя ему в глаза: "Ведь, правда, прошло?". Грифон держал в зубах тяжелый металлический трос и не отвечал. Но он улыбался, определенно улыбался. Вдруг Катя вспомнила о студенческой примете, что если как раз этому Грифону - самому ближнему к Казанскому собору - потереть левое бедро, он исполнит твое желание.
– Желание...
– какое же у меня желание?
– Катя задумалась. Сегодняшней новогодней ночью оно точно должно сбыться! Только надо выбрать "правильное" желание. Она вспомнила, как бездну часов назад, в какой-то её прошлой жизни, когда она была совсем-совсем другой Катей - самонадеянной, легкомысленной, готовой отказаться от своей мечты - появился пьяный чудак Элвис и пропел: "Сегодня ночью-ю-ю ты встретишь свою любо-о-о-о-вь, детка-а-а!".
– Да! Это то, что мне нужно!
– Катя зажмурилась и серьёзно, как волшебное заклинание в детской сказке, проговорила: "Сегодня я ХОЧУ встретить свою любовь!". Сняла перчатку, смела снег с левого бедра Грифона, погладила его холодную гладкую выпуклость и еще раз прошептала: "Да, сегодня я ХОЧУ встретить свою любовь!".
Катя выпрямилась. Наконец, ей дышалось легко и свободно, озноб совсем прошел. На другом конце моста появился человек в куртке с поднятым капюшоном и со спортивной сумкой на плече. Катя с интересом смотрела на него (а вдруг это идет её любовь?) и не сторонилась. По мере приближения к ней, человек шел всё медленнее, смотрел на нее всё пристальнее, наконец, остановился и снял сумку с плеча; капюшон откинулся на спину... "Господи, это же лысый!" - изумилась Катя:
– Ты почему не в больнице? И откуда у тебя второй синяк?
– Катя взволнованно дотронулась до распухшего правого глаза.
– С Евгением Сергеичем подрался, вот и "выписали" в пять минут - улыбался в ответ лысый - у Евгения Сергеича теперь тоже - два синяка.
– Повезло твоей Наташе, что у нее есть такой мужчина, как ты - Катя внимательно посмотрела на лысого - не понимаю, почему она отказывается к тебе приехать, я бы обязательно приехала!
– Что?!... Вот глупая! Наташа - это моя дочь! Она с матерью уехала в Америку, и теперь у нее есть отчим Тэд, засыпающий ее дорогими игрушками. Ей семь лет, я очень скучаю без нее и очень боюсь ее потерять...
– Знаешь - задумчиво произнесла просиявшая Катя - мне тут нагадали, что сегодня ночью я могу встретить свою любовь... Уж не ты ли это, красавчик?
– хитро выпалила она. Лысый улыбнулся: глаза его совсем заплыли, пластыри нелепо топорщились на его голом черепе, подбитая губа распухла - трудно было представить себе человека с внешностью более страшной, чем у него:
– Красавчик к твоим услугам! И я даже могу спеть тебе настоящую серенаду: "Сегодня ночью-ю-ю ты встретишь свою любо-о-о-о-вь, детка-а-а!"
Господи, знакомый, бесподобный, чарующий голос!...
– Так ты - Элвис?!
– выдохнула Катя.
Элвис наклонился, открыл сумку и надел замытый и еще мокрый черный парик.