Порог
Шрифт:
Коротко оглянувшись по сторонам, он быстро вернул манускрипт в футляр, завинтил и спрятал находку в рукав —
его всегда интересовали старинные рукописи, которых было немало в папской библиотеке. Он собирался рассмотреть его позже, на досуге.
Жан-Жак заметил, как Фернан рванулся к горке подношений – она состояла из отрезов шелка и бархата, кувшинов с тонкими и длинными горлышками, видимо, персидской работы. Но не это привлекло его внимание; он заметил еще и небольшой кошель из крашеной красной кожи, украшенный золотым витым шнурком. Кошель смотрелся дорого, да и бока его приятно круглились.
И в этот самый момент чья-то рука схватила его за штанину.
– Эй! – вскрикнул от неожиданности Фернан.
– Помоги мне, добрый человек! – прохрипела женщина, вид которой оставлял желать лучшего. Вероятно, она была уже сильно больна. Ее всклокоченные волосы наполовину закрывали почерневшее лицо, руки исхудали, как палки, и были испещрены кроваво-красными язвами, зато бархатное платье винного цвета выглядело прилично, разве что выпачкано в пыли, потому что стояла она на коленях. Как и откуда ее сюда принесло, сказать было трудно.
– Пустите меня! – вырывался от нее Пико, но она вцепилась в него еще сильнее:
– Помоги, здесь моя дочь!
– Да что вы! Это мужской монастырь, – зашипел Пико, пытаясь освободиться из цепких и страшных рук незнакомки. – Не может здесь быть вашей дочери!
– Здесь, здесь она, – настаивала та. – Господин де Шолиак назначил ей встречу…
Имя доктора почти убаюкало бдительность Фернана, как вдруг он увидел за ухом женщины огромный багровый чумной бубон.
Молодой человек взвизгнул и стал нешуточно вырываться:
– Да оставьте вы меня!
– Мне нужно найти свою дочь, – повысила голос незнакомка и вдруг закашлялась. – Она пришла сюда еще днем…
– Пустите меня! – завопил Фернан, отворачивая от нее свою маску и беспорядочно молотя по воздуху руками.
Со своим клювом он напоминал сошедшую с ума птицу. Рукава его задрались, рубаха сбилась, а женщина, словно обезумев, цеплялась за него и царапалась, как дикая кошка:
– Где она? Почему вы прячете ее от меня? Она неисцелима?! Скажите мне правду!
– Жан-Жа-ак! – кричал не на шутку перепуганный Пико, забыв и про свой вожделенный кошелек, и про остальные лакомые предметы.
– Вон! – коротко рявкнул подскочивший сзади Бизанкур.
Загудело пламя факела, которым он, не церемонясь, ткнул женщине в лицо. Она, шипя, отшатнулась и упала навзничь, продолжая тянуться к Фернану и выкрикивая какие-то ругательства. Тот, тоже упав на землю, голосил как резаный и пытался ползком покинуть это место как можно скорее.
– Она меня оцарапала! – в панике визжал он.
– Быстро отсюда! – рыкнул Жан-Жак и пинками погнал приятеля обратно во дворец, но стражники, охранявшие папские покои, не пустили их, ввиду отчаянных воплей Пико. Характер их мог вызвать во дворце нешуточную панику.
Бизанкур коротко ударил приятеля в физиономию. Раздался смачный шлепок, и из разбитого носа Фернана закапала кровь. Он испуганно замолчал.
– Заткнись, а то нас вышвырнут в два счета, – прошипел Жан-Жак, срывая с себя перчатку и отбрасывая ее в огонь костра, которых вокруг было предостаточно. – С другого крыла зайдем, где твоих диких криков не слышали… Или я тебя свяжу и рот заткну!
Он
– А теперь ты тут посидишь, и тихо, понял?
Пол там был каменным, на нем лежала небольшая охапка соломы.
– Бросаешь меня?! – заорал было тот, но Жан-Жак новым пинком отшвырнул его к небольшой узкой кровати.
– Я собираюсь тебя спасти! Но, если услышу хотя бы звук отсюда, вернусь и убью тебя собственными руками. Я не шучу!
Видимо, тон Бизанкура был достаточно угрожающим, потому что Фернан рухнул на пол, спрятал лицо в тюфяке, бывшем на кровати, и беззвучно заплакал.
Жан-Жак поспешно покинул келью, замкнув ее ключом, который висел рядом на гвоздике, вколоченном в дверной косяк – это были кельи для тех, кто хотел молиться в полном уединении, и запирались они как снаружи, так и изнутри. Потом, потерев пальцами стену, он нарисовал на двери косой крест, после чего поспешил в покои папы, и на этот раз стражники безмолвно пропустили его.
В покоях Климента Шестого было невероятно жарко, потому что, несмотря на царящую снаружи духоту, угли на двух жаровнях были раскалены добела. Меж ними, обливаясь п'oтом, сидел сам папа римский, на коленях которого примостился большой серый кот. Еще несколько котов, разомлев от тепла, лежали рядом. Распоряжения Ги де Шолиака выполнялись неукоснительно. Уже давненько он понял, что разносчики чумы – это блохи и крысы, и рекомендовал нещадно истреблять грызунов различными методами, в том числе и при помощи домашних кошек. Папе принесли во дворец нескольких, зарекомендовавших себя отличными охотниками, и Климент практически не расставался с ними. Сам доктор находился здесь же.
Климент вопросительно взглянул на Бизанкура, а тот, вместо того чтобы, как обычно, подойти за благословением, склонился в поклоне у дверей:
– Ваше святейшество, благоволите дать мне вымыться и переодеться, а одежду мою сжечь. Мэтр де Шолиак, кажется, одна из зараженных поранила Фернана. Я запер его от греха и пометил дверь крестом…
– Грех на всех нас, – вздохнул Климент, впрочем, довольно спокойно.
Ги де Шолиак выглядел куда больше обеспокоенным.
– Я приду взглянуть на него, когда ты приведешь себя в порядок, – сказал он Бизанкуру.
– Дитя мое, ты все правильно сделал, – кивнул ему папа. – Брат Винченцо, помоги отроку.
Тот, ни слова не говоря, проводил Жан-Жака в небольшую комнату с бадьей, где бессменно дежурили несколько монахов, меняя воду и периодически поднося горячую. Молодой человек спешно вымылся и переоделся в ту одежду, что висела рядом с жаровнями.
Когда они добрались до кельи, где был заперт Фернан, оттуда не доносилось ни звука. Бизанкур подумал было, что, неровен час, тот сбежал, но переоценил его возможности. Подавленный, Пико стоял на коленях и лихорадочно молился. Встретил вошедших затравленным взглядом и опустил его долу. Не проронил ни звука даже тогда, когда де Шолиак подверг его осмотру и, опустив плечи, покорно поворачивался. На руках и животе у Фернана алело несколько параллельных царапин – в тех местах, где женщина вцепилась в него ногтями. Царапины были багровыми и слегка припухли.