Порождение тьмы
Шрифт:
Он был одинок в абсолютной пустоте, затерян в вечности одиночества.
Попав в бесконечную тьму, он остался там плавать, медленно скользя в призрачном космосе.
Но тут обнаружил, что полного небытия не бывает. Откуда-то из вечности, более далекой, чем сама бесконечность, к нему протянулись нити, которые безжалостно потащили его к самому себе, своему истинному происхождению.
К океану мыслей, океану душ…
Вспыхнул свет; эта вспышка становилась все ближе, ближе, она росла, расширялась, распадаясь на звезды.
Это были не звезды, это были души, истинная квинтэссенция бытия.
Здесь они обитали, несуществующие сущности.
Он вспомнил, что бывал здесь раньше; бывал много раз, бесконечное число раз.
Периоды, когда он жил в материальной оболочке, были ничто по сравнению с продолжительностью существования там, где не было материи, где царила одна беспредельная вечность.
И все же в этом месте не было вечного мира и покоя. Мир и покой здесь были невозможны, они означали бы только энтропию и абсолютный распад, полное отсутствие чего бы то ни было.
Здесь не могло быть полного вакуума. Там, за гранью ничто, всегда есть нечто большее.
Как и в его прежней физической жизни, здесь были конфликты и пожары. Одни души легко сдавали позиции и исчезали, другие создавали альянсы против врагов, каковые у них немедленно появлялись.
Небесный свод бурлил и кипел, находясь в постоянном движении. Там были победители и побежденные, словно этот несуществующий мир никак не мог забыть о мире материальном, который так долго продержал их в заложниках.
Подобные искали подобных, сливаясь воедино и образуя мощную оппозицию. И каждая из этих группировок выступала ярой противницей других, таких же, как она.
Он не стал примыкать ни к одному из таких альянсов, хотя и не имел полной независимости.
Он почувствовал, что его начинает притягивать к одной из самых малых форм сущности. Чувствуя, какое от нее исходит тепло, он с радостью устремился к самому сердцу своего желания.
Но внезапно его потащило назад, потащило против его воли, прочь от его истинного предназначения. Он упирался и пытался вырваться, но ничего не помогало. Медленно и неумолимо его тянуло сквозь бесконечность туда, откуда он пришел.
Скорость все возрастала; и вдруг, в один миг та общность, частью которой он стал, исчезла.
С невероятной скоростью летел он сквозь пустые промежутки пространственной матрицы.
Здесь была скорость, не имеющая численного выражения, не было ограничений, не было света.
Хотя нет – свет был. К нему рванулись мерцающие звезды, поглотили и потащили вместе с собой с невероятной скоростью.
Наконец он заметил, что сосредоточился только на одной звезде, на одном мире. А потом осознал ужасную правду, о которой ему не хотелось думать…
Это был мир, который он покинул совсем недавно.
Он, кто прошел сквозь вечность, сквозь космическую бесконечность, где вспыхивали и гасли
Он вспомнил, вспомнил все. Свою жизнь, свою смерть. И все, что было между ними.
Он был заключен в бронзовые доспехи, которые его замучили и убили.
Его мучили…
Материальная жизнь означает мучения. От рождения до самой смерти существует только мучительная боль.
Он вспоминал. Он проживет еще несколько лет – ничто по сравнению с бесконечностью времени, – но сейчас ему казалось, что это целая вечность.
Он вспоминал. Он родился в маленьком селении среди лесов, там он вырос и научился стрелять из лука.
Потом на его поселок напали. Он уехал всего за несколько часов до этого и тем самым спас себе жизнь, но Эвана осталась там. Когда он вернулся, поселка уже не было, его сожгли гоблины. Он нашел свою первую любовь, вернее, ее часть: монстры утащили ее голову, оставив безголовый труп.
Он вспоминал, вспоминал.
А невидимая нить продолжала тянуть его назад; ему очень хотелось ее порвать, но он не мог это сделать.
Назад, назад, прочь от вечной свободы, назад, в тюрьму собственной оболочки.
И, как все новорожденные, он закричал, бросая вызов всему живому и вместе с тем сознавая, что потерпел поражение.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Конрад закричал.
– Ага! – произнес чей-то голос.
Открыв глаза, он понял, что с его зрением что-то случилось. Он видел, но все предметы странным образом изменились.
Над ним кто-то склонился. Это был Литценрайх.
– Я уже собрался объявить, что эксперимент прошел успешно, но тут объект, увы, скончался, – сказал Литценрайх. – Похоже, заключение придется пересмотреть.
Они находились в той же комнате, где с него начали снимать бронзовые доспехи. Конрад с трудом посмотрел вниз – первое движение, которое ему удалось сделать за долгое время. Доспехов больше не было, но то, что он увидел под ними, заставило его содрогнуться.
Это не могло быть его телом; оно было таким истощенным, что походило на скелет, обтянутый кожей. А может, это и не кожа? Его туловище, руки и ноги были ярко-красного цвета, словно свежее мясо, словно вместе с доспехами с них сняли и кожу. Он хотел заговорить, но не смог разжать губы; они застыли.
– Я знаю, тебе очень больно, – сказал Литценрайх. – Или было бы очень больно, если бы я не ввел тебе обезболивающий раствор, когда увидел, что ты жив. Не пытайся говорить или двигаться. У тебя еще будет на это время. Твое тело должно переродиться, а тебе нужно восстановить силы. Вот тогда и поговорим.
Конрад увидел дварфов, которые ходили по полутемной комнате, собирая разбросанные куски доспехов; послышался лязг раздираемого металла. Под потолком висел механический паук, освободивший его от бронзового панциря.