Порождения света и тьмы. Джек-из-Тени. Князь Света.
Шрифт:
— Миленько, — фыркает его спутник, когда он доходит до заключительного «Аминь». — Знаешь, толстячок, мне кажется, я нашел Не Ту Дверь. Я-то могу войти, ее не открывая; так что решай, что ты будешь делать.
— Погоди чуть-чуть, — говорит Мадрак, выпрямляясь. — Каплю наркотика, и я буду как новенький — и сильнее, чем раньше. И тогда мы войдем вместе.
— Отлично. Я подожду.
Мадрак вкалывает себе наркотик, и через некоторое время он — почти бог.
— Ну а теперь показывай дверь, и пойдем.
— Вот
Дверь — огромная, неприступная, бесцветная в инфракрасных лучах.
— Открывай, — говорит Тифон, и Мадрак так и поступает…
В отсветах пламени он играет, треплет рукавицу. Размером примерно с двух или двух с половиной слонов, развлекается он со своей игрушкой, лежа на куче костей. Одна из его голов принюхивается к неожиданному сквозняку из-за Не Той Двери; две головы ворчат, а третья роняет рукавицу.
— Ты понимаешь, что я говорю? — спрашивает Тифон, но ни искорки интеллекта, ни проблеска хоть какого-то понимания нет в шести красных глазах. Хвосты его подергиваются, и он встает, весь в чешуе, необоримый, на фоне беспокойного зарева.
— Красивый песик, — комментирует Мадрак, и тот виляет хвостами, разевает пасти и бросается вперед.
— Убей его! — кричит Мадрак.
— Невозможно, — отвечает Тифон. — Вовремя — невозможно.
Пара подошв на алтаре
Добравшись наконец до мира Интерлюдии и пройдя через внезапно открытые поэтом в черноте зеленые двери, Вэйким и Врамин вступают в безумный мир, где в избытке дожди и религии. Быстроногие, останавливаются они на влажном торфе у города, чьи жуткие черные стены нависают прямо над ними.
— Теперь мы войдем внутрь, — говорит поэт, поглаживая свою небесно-зеленую бороду. — Мы войдем через вон ту маленькую дверь, видишь, слева; я открою ее для нас. Потом мы загипнотизируем, подчиним стражей, которые могут там оказаться, и пойдем прямо к сердцу города, к его главному храму.
— Стащить башмаки для Принца, — говорит Вэйким. — Странное задание, особенно — для такого, как я. Если бы он не обещал мне вернуть мое имя — мое настоящее имя — перед тем, как я убью его, я бы не согласился на это.
— Понятно мне это, Лорд Рэндалл, мой сын, — говорит Врамин, — но скажи мне, что ты собираешься делать с Гором, который тоже хочет убить его — и который работает сейчас на него, только чтобы получить в качестве вознаграждения такую возможность?
— Убью, если понадобится, сначала Гора.
— Меня впечатляет стоящая за всем этим психология, и я надеюсь, ты дозволишь мне еще один вопрос: какая разница, ты убьешь его или Гор? В любом случае он будет все так же мертв.
Вэйким молчит, задумавшись, словно это впервые пришло ему в голову.
— Но это же мое поручение, а не его, — говорит он
— В любом случае он будет все так же мертв, — повторяет Врамин.
— Но не от моей руки.
— Да. Но я не вижу никакой разницы.
— По сути дела, я тоже. Но поручение же было дано мне.
— А может и Гору.
— Но не моим хозяином.
— А почему у тебя должен быть хозяин, Вэйким? Почему ты не сам себе хозяин?
Вэйким трет себе лоб.
— Я... не… по правде… знаю… Но я должен делать, как мне сказали.
— Понимаю, — говорит Врамин; и пока Вэйким сбит с толку, крохотная зеленая искорка прочерчивает дугу между кончиком трости и его затылком.
Он шлепает себя по затылку и чешет там.
— Что-?
— Местное насекомое, — говорит поэт. — Ну ладно, пошли к двери.
И она открывается перед ними на стук его трости, и стражники впадают в сонливость, не успев заметить зеленую вспышку. Прихватив у двоих из них плащи, Вэйким и Врамин направляются прямо к центру города.
Храм найти не сложно. Другое дело — войти в него.
Перед входом маячат стражники — одурманенные наркотиками.
Путники смело подходят и требуют, чтобы их пропустили. Восемьдесят восемь копий Внешней Стражи нацелены на них.
— Публичного Поклонения не будет до закатного ливня, — вещают охранники в священных конвульсиях.
— Мы подождем.
И они ждут.
С закатным ливнем они присоединяются к процессии мокрых богомольцев и вступают во внешний храм.
При попытке пройти дальше их окликают триста пятьдесят два одурманенных наркотиками копейщика, охраняющие доступ вовнутрь.
— У вас есть бляхи богомольцев внутреннего храма? — спрашивает старший.
— Конечно, — говорит Врамин, поднимая свою трость.
И похоже, они и в самом деле у них есть, поскольку стража расступается.
Теперь уже у самого Внутреннего Святилища окликает их предводитель пятисот десяти одурманенных наркотиками воинов, преграждающих им путь.
— Кастраты или нет? — спрашивает он.
— Конечно, кастраты, — с обидой заявляет Врамин красивым сопрано. — Дайте пройти.
И вспыхивают его глаза зеленью, и отступает воитель с дороги.
Войдя, они присматриваются к алтарю с его пятьюдесятью хранителями и шестью странными жрецами.
— Вот они, на алтаре.
— Как их нам заполучить?
— Желательно стибрить, — говорит Врамин, протискиваясь, пока не началась телетрансляция, поближе к алтарю.
— А как?
— Может, нам удастся подменить их парой своих собственных и уйти прямо в священных.
— Можно попробовать.
— Тогда предположим, что их уже минут пять как увели.
— Понял, — говорит Вэйким и наклоняет голову, словно в молитвенном экстазе.