Порожденная иллюзией
Шрифт:
– Ш-ш. Говори потише. Нельзя, чтобы охранник понял, что ты очнулась.
Я стискиваю зубы, борясь с головокружением и тошнотой, и, с трудом сев, приваливаюсь к стене. Неглубоко дышу, пока мир вокруг не перестает кружиться. Глаза привыкают к тусклому свету, что проникает сквозь щели в деревянных стенах, и я наконец замечаю маму, скрючившуюся в углу напротив.
– Ты в порядке?
– Ты цела?
Я чуть улыбаюсь и отвечаю первой:
– Меня вырубили о кирпичную стену, но думаю, оправлюсь.
–
Значит, все-таки Оуэн. Я подозревала, но все равно меня будто ледяной водой окатывает. Сердце ноет, и я понимаю, как же хотела ошибиться в своих догадках.
– Ты его видела?
– Однажды. В основном сюда приходить его стерва жена.
Итак, жена тоже в деле. Интересно, а она в курсе, что Оуэн предлагал мне стать партнером? Если придется, я разыграю эту карту.
– Охрана с ней приходит?
– Только один человек. Я уговорила его дать мне одеяло, еды и воды.
Я улыбаюсь в темноте. Ну естественно.
– Я оставила тебе немного.
– Немного чего?
– Воды.
У меня перехватывает дыхание.
– Так ты знала…
– Что ты придешь? Конечно.
Я слышу, что она улыбается, и на глаза наворачиваются слезы. Хочется так много сказать – как я ее люблю, как сержусь на нее, какая она замечательная, какая эгоистка, – но сейчас не время. Может, потом придется еще годы ждать подходящего момента, но если я нас не вытащу, то он вовсе не настанет.
– Где охранник? И есть соображения, где нас держат?
– Охранник прямо за дверью. Насколько могу сказать, мы в заброшенном пакгаузе у реки. Они завязали мне глаза, но я почуяла запах доков. Думаю, мы на складе.
Меня охватывает гордость. Может, мама и была напугана, но все равно достаточно владела собой, чтобы подметить нужные детали. Похитители недооценили женщин Ван Хаусен.
– Дверь заперта? – спрашиваю я.
– Да.
– Твои ноги и руки связаны?
– Да, веревкой.
– Ты к чему-нибудь привязана?
– Нет.
Я проверяю путы на руках. Кто бы их ни завязал, в этот раз он лучше постарался. Вероятно, я могу высвободиться, но в нынешнем состоянии это отнимет слишком много сил, и защитить себя или маму уже не получится.
– Можешь подползти ко мне?
Вместо ответа слышу, как что-то шуршит по полу в моем направлении.
– Недавно сюда заявился Оуэн, но потом ушел. Думаю, сейчас за дверью только охранник.
Мама подползает ближе, и я наклоняюсь к ней:
– Мой нож в заднем кармане брюк. Нам надо сесть спиной к спине.
– Ты в брюках? – только и спрашивает она, а затем мы устраиваемся как надо.
После нескольких попыток, мама достает нож. Слава богу, обыскать меня не догадались.
Мама вкладывает нож мне в пальцы.
– Отклонись.
Не задавая вопросов, она отстраняется, и я одним движением открываю «бабочку».
– Теперь снова наклонись ко мне, только медленно.
Мне надо разрезать путы, а не ее руки.
Двигаясь на ощупь, я просовываю лезвие меж веревок и начинаю пилить. Веревка не толстая, и вскоре все готово.
Действие меня вымотало, и я просто сижу, привалившись к стене, пока мама разрезает путы у себя на ногах.
Затем становится на колени рядом со мной и осторожно касается моего лица:
– Господи, а ты ведь не шутила насчет кирпичной стены.
Я качаю головой, о чем тут же жалею – боль пульсирует в висках. Не тратя слов, мама освобождает мои запястья и лодыжки.
– Погоди. – Она встает и осторожно разминает затекшие мышцы. – Тебе нужна вода.
И приносит мне небольшую жестяную кружку. Я осторожно отпиваю – не хочу, чтобы меня вывернуло. Комната по-прежнему кружится, а желудок сжимается от страха. Ну и как мне вытащить нас на свободу, если я не уверена, что смогу встать?
Раздается треск рвущейся ткани, и мама на миг забирает у меня кружку. А когда отдает обратно, промокает мне лоб и щеку холодной влажной тряпкой. Я закрываю глаза и пытаюсь выровнять дыхание. Кажется, помогает.
– Что теперь? – спрашивает мама.
Я снова глубоко и осторожно вздыхаю.
– Надо выбираться.
– Как?
Я бы улыбнулась, не боли лицо так сильно. Мама не колеблется и не тратит время на стоны. Ее во многом можно упрекнуть, но Мэгали Моше из породы живучих.
– Садимся обратно по местам и делаем вид, будто все еще связаны. Отвлекаем внимание охранника и действуем по обстановке.
Мама кивает и возвращается в свой угол. Я ложусь, осторожно пряча веревки под себя, и стараюсь не думать, что будет, если вдруг все пойдет не так – к примеру, Оуэн вернется, или у охранника окажется пистолет. И почему я не уточнила это у мамы? Теперь уже поздно. Она кивает мне и начинает всхлипывать.
Итак, к спектаклю готовы.
Мама набирает воздуха в грудь:
– Джозеф! На помощь! Пожалуйста!
Ее голос полон ужаса. Иногда я забываю, какая она хорошая актриса. Ключ скрежещет в скважине, скрипит дверь. Я моргаю, ослепленная внезапным светом.
Входит мужчина в темной одежде:
– Ну чего ты теперь ноешь?
По легкому акценту я узнаю одного из моих прежних похитителей.
– Моя дочь – кажется, она мертва. Вряд ли вам это надо, да? Как вы получите у ее отца деньги, если она умрет?
Я едва не вздрагиваю, но сдерживаюсь. Разумеется, мама донесла до них мысль, что живая я гораздо ценнее.