Порридж и полента
Шрифт:
– Все зависит от погоды… Если погода хорошая, у них на лицах написана сплошная невинность, а если солнце скрывается, у них вид настоящих висельников!
– Массимо, не смейся надо мной!
– А я нисколько не смеюсь! Вся правда состоит в том, что мне вообще не за кого зацепиться, чтобы решить, виновен он или нет! За этого слишком любезного администратора, который постоянно шушукается с разными клиентами и улыбка которого в любую минуту может быть расценена как заговорщическая? За этого директора, похожего на курицу, напуганную хищной птицей, и неловкое беспокойство которого могло бы быть лучшим для него прикрытием? За донну Империю, у которой такой величественный вид, что даже простой взгляд в ее сторону может расцениваться как оскорбление? Можно ли допросить такую женщину, не вызвав возмущения у всех служащих гостиницы?
Элеонора осталась весьма расстроена отчетом своего Массимо и легла спать с мыслью о том, что подыскивать квартиру в Милане ей придется не очень скоро.
Слишком сдержанные и легко шокируемые поначалу, англичанки наконец-то отказались от своей традиционной и анахроничной сдержанности и окунулись в жизнь, о существовании которой они даже не подозревали до приезда в Сан-Ремо. Выросшие в небогатых семьях, они и не помышляли о том, чтобы вскружить головы каким-то итальянским аристократам, и дружеское расположение парней из равного им социального сословия полностью удовлетворяло их притязания. По вечерам Сьюзэн все чаще задерживалась в бюро обслуживания. Мери Джейн все больше задумывалась над тем, как ей развеять неистощимую грусть Энрико. Одной лишь Тэсс пока что не удавалось вывести Пьетро из состояния вежливого безразличия. Она вошла в раж и поклялась, что положит конец этому равнодушию, ставшему оскорбительным как для нее лично, так и для всего Объединенного королевства.
Энрико и Фортунато решили взять отгул в один и тот же день для того, чтобы вместе со своими новыми подружками отправиться подышать свежим воздухом в оливковой роще на Монте Биньоне, но при этом у них возникла проблема с Тэсс. Друзьям пришлось долго уговаривать Пьетро, чтобы тот согласился присоединиться к ним. Свои возражения он аргументировал тем, что, если Джозефина по возвращении в Сан-Ремо узнает, что он в это время ходил куда-то с другой, она больше никогда не захочет его слушать. На это Фортунато возразил, что, наоборот, если Джозефине станет известно, что им интересуется другая девушка, то она из ревности захочет вернуть себе расположение Пьетро. Этот последний аргумент открыл перед лифтером такие радужные перспективы, что он принял предложение, и в одно прекрасное солнечное утро англичанки узнали что из себя представляют оливковые деревья.
Сами по себе сложились три пары, которые пытались было терять друг друга из вида, но раздраженный Пьетро возвращал заблудших на верный путь, ворча при этом, что он напрасно согласился на подобную прогулку. В конце концов, после того как, подражая пастухам древней Италии, пары перекусили в тени деревьев и разошлись в разные стороны, Пьетро, сидя рядом с Тэсс, принялся с иронией комментировать нравы и поступки своих соотечественников, которые, к сожалению, удалились слишком далеко, чтобы он мог точно так же высмеивать то, о чем они говорили.
Энрико принялся изливать Мери Джейн свою тоску по домашнему очагу и бамбини. Он поклялся, что еще никогда не встречал такую красивую девушку, как она, сказал, что никогда не сможет ее забыть и что сама мысль о ее отъезде заставляет его думать о самоубийстве. На это более рациональная, но все же польщенная англичанка ответила, что не стоит придавать столь большого значения обыкновенному флирту во время каникул. Энрико стал бурно возражать против этого и заявил, что самой счастливой минутой в его жизни станет тот момент, когда он сможет поцеловать Мери Джейн. Ей тоже очень хотелось поцеловать его, но пуританские традиции ее страны парализовали ее волю, открыв в ее воображении подобным поступком ворота в ад. Она нерешительно защищалась.
– Я еще никогда не целовалась ни с одним парнем…
– Очень надеюсь, что так оно и есть! Но я же не такой, как другие!
– Чем же вы так от них отличаетесь?
– Я люблю вас!
– Но это только слова!
– Тогда разрешите я вас поцелую, и вы сами увидите, люблю я вас или нет!
– Мой жених станет первым мужчиной, которому я позволю себя поцеловать!
– Тогда выходите за меня замуж!
– Вы что, в самом деле хотите жениться на мне?
– Хоть завтра, если вы этого захотите!
– И вы готовы навсегда покинуть эту страну, море и солнце, чтобы переехать жить в Лондон?
– С вами я поеду куда угодно!
И тогда Мери Джейн разрешила поцеловать себя и дала согласие стать женой Энрико Вальместа.
Фортунато не был столь наивен и прямолинеен с Сьюзэн. Он начал рассказывать ей о том, каким одиноким было его существование до двадцати шести лет, до тех пор, пока ему не встретилась та, с которой он смог бы создать семью. Он уже было совсем отчаялся, что это ему когда-либо удастся, но тут появилась Сьюзэн, и он понял, что она именно та, о которой он мечтал. Мисс Рэдсток оказалась не так застенчива, как Мери Джейн.
– Вы говорите, что любите меня, Фортунато… а ведь мы так мало знакомы…
– Это не так! Я знаю вас с самого рождения, потому что вы – именно та, которую я ждал, та, из-за которой ни одна девушка еще не подобрала ключ к моему сердцу.
– Что вы имеете в виду, когда говорите о том, что любите меня, Фортунато?
– Ма ке! То, что я вас люблю!
– Настолько, что готовы на мне жениться?
– Хоть сейчас!
– И переехать жить в Лондон, где почти никогда не бывает солнца и голубого неба?
– Повсюду, где будешь ты, аморе мио, в моем сердце будет светить солнце и небо будет голубым!
Так со Сьюзэн еще никто никогда не говорил, и она бросилась в объятия сына донны Империи.
Глядя на то, как обе парочки разговаривали и обнимались, Тэсс почувствовала, что в горле у нее пересохло. Сидевший рядом с ней Пьетро все так же продолжал иронизировать:
– Нет, вы только посмотрите на этих кривляющихся бабников! Можно подумать, что они не могли обойтись без всех этих ненужных условностей!
Стоявшая на коленях, чтобы лучше видеть, чем занимаются Мери Джейн и Энрико, Тэсс спросила:
– А как бы вы взялись за это дело, Пьетро?
Вместо ответа она ощутила ласкающую руку на том самом месте, что служит для того, чтобы на нем сидеть, но название которого они ни за что на свете не решились бы произнести вслух. Краска стыда в одну секунду залила лицо мисс Джиллингхем. Она быстро вскочила, склонилась над Пьетро, схватила его за лацканы пиджака и, применив все свои знания дзюдо, высоко вверх швырнула своего спутника, который больно ушибся, шлепнувшись на камни. Остальные тоже поднялись на ноги, чтобы лучше видеть что происходит. Ну а Лачи никак не мог понять что же с ним случилось. Он лишь на короткое время вырывался из-под града ударов, чтобы вновь взлететь в воздух и упасть на землю, и совсем потерял ориентацию. В конце концов он полностью смирился со своей участью, и от богатого итальянского воображения, говорившего ему о том, что он, возможно, доживает свои последние секунды на этой бренной земле, по его запыленным щекам потекли слезы, в которых, помимо всего прочего, угадывалась горечь от сознания утраты мужского достоинства. Эти беззвучные слезы произвели на Тэсс потрясающее впечатление. В этот момент все, что в ней было женственного, не выдержало, она стала на колени перед поверженным противником, нежно приподняла его голову и нежно поцеловала в губы. Не ожидавший такого оборота, Пьетро позволил ей проделать это над собой, а затем, войдя во вкус, ответил ей тем же и настолько страстно, что друзьям пришлось вмешаться для того, чтобы дело не зашло слишком далеко. На обратном пути к "Ла Каза Гранде" Пьетро думал о том, что в конечном счете с Тэсс ему было приятно, и, потом, она не была такой капризной, как Джозефина.