Порт-Артур — Токио
Шрифт:
Морозы в этом году ударили рано. Напугав было горожан перспективой наводнения, Нева неспешно отступила от Петропавловки и кроме стремнин почти вся уже схватилась молодым ледком. Сейчас на него, как и на весь город, раскинувшийся по невским берегам, медленно и торжественно сыпались хлопья удивительного, почти новогоднего снега.
По Питеру собирая народ звонили колокольни, издалека перекликались заводские гудки — Император повелел в столице праздновать бескровную победу русского флота и удачное вступление в дело его гвардии с размахом. С подачи Вадика в том числе: попытаться не доводить дело до Кровавого воскресенья хотелось не только Николаю…
Они
— Слышишь, Оленька, как снег падает?
— Да… Красиво тут, правда?
— Обалденно просто… Знаешь, а я вообще обожаю Питер. Причем в любое время года. Даже когда тянут с неба его бесконечные, серые дожди… Впервые попал сюда в семь лет от роду. И влюбился в него без памяти. Мама тогда таскала меня по музеям, на Исакий, на экскурсию на катере по мостам, вернее, под мостами Невы и Фонтанки. И на «Аврору», конечно, — она стояла на вечной стоянке и тоже была музеем. Представь только — мальчишка, никогда не видевший моря, — и вдруг на настоящем крейсере…
С тех пор ТАМ, всякий раз, когда удавалось приехать сюда, я обязательно проходил пешком весь Невский. Машин поток, автобусы, троллейбусы… Народ, туристы, все куда-то торопятся, бегут, кто в метро, вниз, кто на автобус… За 15 минут весь Невский от Адмиралтейства до вокзала на нем можно было проехать. А я обожал не торопясь пройти проспект пешком… И вот, как-то раз, дотопал до Лавры… — тут Вадик неожиданно смолк. Но Ольга явно ждала продолжения:
— Ну, и… А дальше то что?
— И решил я по некрополю походить. Не знаю, что уж меня дернуло… И совершенно случайно вышел к надгробию генерала Кондратенко.
— Это которого сейчас в Порт-Артуре чуть было не убили?
— Угу. Только ТАМ, у нас, — не «чуть»… Короче, посмотрел я на это все… Сходил, купил тряпку со щеткой, воды пару бутылок, цветы… Короче, как мог привел в божеский вид полузаброшенную могилку полузабытого русского героя. И так тошно и муторно на душе стало… Вот в тот вечер и случилось со мной это НЕЧТО…
— То есть, Вадюш?
— С того времени, я стал чувствовать, что моя скромная персона этому городу не безразлична. Как будто Он меня вдруг увидел. И присматривается. Или рассматривает… То ли удивленно, то ли изучающее, как блоху под микроскопом. И, знаешь, очень много чего интересного после этого стало происходить. Заканчивая тем, как я здесь оказался. А начиная с того, что он у меня двух красавиц увел…
— Что-о…!? Ах, ты… Плут!!! Ну-ка, рассказывай, негодник, все! Сейчас же. А то я ему верю, а он, оказывается… Ух, ты-ж… — Ольга шутливо ткнула Вадика кулачком в бок.
— Оль, будешь смеяться, но… Дважды привозил дам в Питер с надеждой как минимум на романтическое приключение, а может и большее что, но… Как только Он их видел, так сразу — трындец. И разбежались как в море пароходы… Только не ревнуй, ради Бога. Тебя на моем пути тогда и в проекте не было, так что… Но…
— Что еще за «но»? Оно? Или она???
— А то, что Он мне СКАЗАЛ, что к моей женщине он приведет меня САМ.
— Это как так?
— Ну… Вот так… Как то раз, в гордом одиночестве после очередного полного облома, сел я в московский
— Оленька, как же я тебя люблю, Господи…
— И я Тебя, мой хороший… Вадюш… А еще какие-нибудь стихи хорошие расскажи. Из будущего, а? Как в прошлый раз из Ахматовой, помнишь? Из ненаписанного пока? Такие стихи замечательные. Ну, пожалуйста… Или мне снова нужно тебе приказывать? — Ольга задорно рассмеялась, кокетливо стрельнув взглядом в набычившегося было Вадика, — Ну, будь умницей, ведь Великим княгиням нельзя отказывать.
— Смотря каким… Но, ладно. Уговорила… Мандельштам. Осип. И тоже про Питер.
Над желтизной правительственных зданий Кружилась долго мутная метель, И правовед опять садится в сани, Широким жестом запахнув шинель. Зимуют пароходы. На припеке Зажглось каюты толстое стекло. Чудовищна, как броненосец в доке, Россия отдыхает тяжело. А над Невой — посольства полумира, Адмиралтейство, солнце, тишина! И государства жесткая порфира, Как власяница грубая, бедна. Тяжка обуза северного сноба — Онегина старинная тоска; На площади Сената — вал сугроба, Дымок костра и холодок штыка…— Нравится? Что молчишь, радость моя?
В ответ, как ушат ледяной воды на голову для Вадика, прозвучали искаженные страхом, свистящие, еле слышные слова Ольги:
— ВадИк! Там… Смотри: это ОН!
Когда с месяц назад, Ольга укутавшись в одеяло и чуть не стуча зубами от пережитого ночного кошмара, рассказывала Банщикову подробности своего мрачного сновидения, Вадим внутренне просто отмахнулся от всякой мистики. Ну, подумаешь, приснилась ерунда всякая. Ну, испугалась бедняжка. Естественно вполне. Но все это фигня, не стоит обращать внимания. Наперсток Шустовского, скорее ко мне под бок — и все пройдет.
И как доктор, и как любящий мужчина, он оказался прав. Сработало и первое, и второе. Через час Ольга сладко заснула в его объятиях, а Черный Человек из ее сна с тех пор о себе больше не напоминал…
Но сейчас он, как будто возникнув из ниоткуда там, впереди, у угла садовой решетки, неспешно, но неотвратимо шествовал им навстречу. Вадик мог побожиться: он действительно не видел, как этот незнакомец там оказался… Черное длинное пальто со стоячим меховым воротником, высокий, худощавый, руки в карманах, надвинутая на глаза шляпа-котелок, так, что лица действительно почти не разобрать в сумерках… Ну, прямо один в один!