Порт-Артур (Том 2)
Шрифт:
Поручик выбрал одного из своих стрелков и велел ему по дороге заехать в Пушкинскую школу с запиской, к которой он присоединил полевые цветы для Лели. Заметив это, охотники быстро набрали огромный букет. Один из разведчиков, поляк-садовник, с большим вкусом подобрал цветы и преподнес Стаху.
– Для Елены Федоровны, - сказал он.
Еджеевокий был очень тронут.
"И этих людей смеют презрительно называть "сволочью", - подумал Енджеевский и тепло поблагодарил солдата.
Кондратенко появился в Палиджуане около полудня и направился прямо к Енджеевскому. Еще раз выслушав доклад о
– Есть такое место, ваше превосходительство, только в версте впереди наших окопов. Днем туда можно добраться лишь ползком.
Без долгих размышлений Кондратенко переоделся в солдатскую рубаху, надел чью-то не очень чистую фуражку и с биноклем в руках отправился за фельдфебелем. Стах из-за ранения не мог идти с ним и издали наблюдал за продвижением генерала. Семенов сердито напустился на поручика.
– Как вы не отговорили Романа Исидоровича от посещения наблюдательного пункта? Где это видано, чтобы генерал, как простой стрелок, целую версту полз на животе!..
– кипятился полковник, наблюдая в бинокль за двумя серыми фигурами, ползущими далеко впереди русских окопов.
Енджеевский старался как мог успокоить полковника, Все же оба провели весьма тревожный час, пока наконец Кондратенко вернулся. Потный, запыленный, генерал был возбужден и доволен своей вылазкой.
– Все видел и высмотрел! Данные разведки подтвердились полностью. Я разглядел даже еще несколько новых батарей в этом районе. Несомненно, готовится штурм, только не Западного фронта, а против вас!
– предупредил он Семенова.
Отдав затем еще ряд приказаний по усилению обороны Северного участка, генерал уехал. Семенов со Стахом и адъютантом засели за детальную разработку плана обороны полкового участка.
Прошло несколько дней.
В ночь на третье сентября неожиданно обнаружилось наступление до роты японцев от Шушуина на передовые окопы Кумтарненского редута, расположенные в непосредственной близости к этой деревне. Енджеевокий решил атаковать их с флангов и отрезать от своих. С этой целью он вызвал, команду разведчиков. Не желая беспокоить уже спавшего Семенова, он договорился с командиром штабной конвойной роты, и они двинулись на врага.
– Шуму не поднимать, не стрелять, действовать штыком и прикладом, поучал Енджеевский охотников.
По сигналу - крику совы - русские бросились в штыки. Произошла короткая кровавая схватка. Соблюсти полную тишину не удалось, кто-то крикнул от боли, грянул ружейный выстрел, в воздухе засверкали ручные ракеты японцев. Ночь оживилась шумом боя. Пришлось разбудить Семенова, который ввел в бой еще две роты из резерва. Заговорили крепостные батареи. Только к рассвету стихла наконец стрельба.
В числе захваченных пленных оказались два офицера. У них нашли приказ по Маньчжурской армии о разгроме русских под Ляояном и приказ Ноги о предстоящем новом штурме Артура, "... дабы возможно скорее смыть позор затянувшейся осады со знамен Страны Восходящего Солнца", - цветисто писал командующий японской осадной армией.
Семенов, невыспавшийся и злой, диктовал адъютанту реляцию о происшедшем.
Он постарался скрыть факт самовольных
– Почему вы меня не разбудили на час раньше? Все было бы в порядке.
Японцы наступают, мы обороняемся, а теперь изволь доказывать, - брюзжал полковник.
– Стессель этого случая не пропустит.
– Бог не выдаст, Стессель не съест!
– отшучивался Стах, хотя и понимал, что подвел своего командира. К вечеру неожиданно приехал Фок и заявил, что прислан для расследования "ночного инцидента". Он просидел до глубокой ночи, учинив форменный допрос офицерам и многим из солдат. Почуяв неладное, Семенов сообщил о визите Фока Кондратенко.
Последний тотчас же прибыл в штаб Двадцать шестого полка.
– Рад вас видеть, Александр Викторович, в добром здравии, - приветствовал он Фока.
– Зачем изволили пожаловать?
– Прислан начальником района для проверки поступивших в штаб сообщений о вопиющих безобразиях в Двадцать шестом полку.
– Мне о таковых ничего не известно. Наоборот, Двадцать шестой полк я считаю лучшим, надежнейшим в моей дивизии.
– Очень жаль, но должен вас разуверить в этом.
Большего беспорядка, чем у флигель-адъютанта Семенова, нельзя себе и представить! Офицеры - нигилисты и либералы, самовольно, без ведома командира, вводят в бой Чуть ли не весь полк, несут напрасные потери, и все из желания заслужить славу героев.
– Прошу конкретнее, ваше превосходительство: кто в чем виноват?
– Семенов в том, что совершенно распустил полк, Енджеевский в самовольстве, приведшем к бессмысленным потерям, а вы-то недостаточном надзоре за полками вверенной вам дивизии.
– Вы доводите об этом до моего сведения по поручению Стесселя?
– Нет, это мои выводы после ознакомления с положением в Двадцать шестом полку.
– Они меня не интересуют! Поскольку я являюсь начальником сухопутной обороны, то я сам и доложу обо всем начальнику района. Подать генералу лошадь!
– громко приказал Кондратенко.
– А если я не уеду?
– зло сощурил глаза Фок.
Кондратенко нервно заходил по двору, быстро соображая.
"Рубить сплеча, опереться на свои полки и моряков, арестовать Фока, Стесселя, предать суду, самому принять общее руководство обороной, сместив Смирнова?
– быстро неслись мысли в его голове.
– Но ведь полки Четвертой дивизии - Тринадцатый, Четырнадцатый, Пятнадцатый - пойдут за Фоком, может возникнуть междоусобие, а тут на носу новый штурм. Нет, не сейчас! Лучше в другой, более подходящий момент". И Кондратенко облегченно вздохнул.
Решительные и крутые меры были не по нем, и он с радостью ухватился за спасительную отговорку о предстоящем штурме.
– Надеюсь, вы не станете упорствовать, Александр Викторович?
– уже мягче проговорил Роман Исидорович.
– Хорошо, но я отсюда еду прямо к Стесселю, - пригрозил Фок.
– Значит, нам по дороге, - чуть насмешливо заметил Кондратенко.
– Нет, уж избавьте! И до сей поры, и до моей гробовой доски наши дороги никогда не совпадали и не совпадут, - с необычайной для него пылкостью проговорил Фок.