Порт семи смертей
Шрифт:
Пленные сидели в углу на кирпичной крошке с завязанными сзади руками, притороченными к торчащим из стены арматурным стержням, спасибо недавнему взрыву. Освободиться самостоятельно они не могли. Татаринов убедился лично. После того как морпехи удостоверились в том, что легионеры никуда не денутся, в закуток, между офисными перегородками, где держали пленных, медленно и чинно вошел Бертолет, неся перед собой с явным трепетом какой-то ящик.
Ах, какой дивный склад оружия у президента Нияза, вы бы знали!
Когда он поставил ношу перед пленными, глаза их начали нервно метаться… Жизнь их заканчивалась. На таймере выставили сто двадцать минут ровно.
Как выяснилось в ходе допроса, один из темнокожих говорил по-французски просто великолепно, вероятно, французский являлся его родным языком. Как раз его и выбрали, чтобы он связался со своим командованием, причем ему предложили сказать нужные частоты. Надо же! Он не ошибся!
– Что я должен говорить? – спросил пленный через Серова.
– Правду, – Татаринов, не моргая, глядел на него. – Скажи, что русские взяли в плен и держат в здании, которое находится рядом с воронкой.
Майор Паскаль находился в алкогольном дурмане. Вечером, после оглушительной победы, он скушал четыре бутылки вина и теперь лежал на своей койке в полубеспамятстве. Сегодня они одержали самую великую победу над русскими. Такое сражение не снилось и Наполеону. Да что Бонапарт?! Неужели он не мог раздавить этих плебеев, это неотесанное быдло. Они не выдержали его стремительной атаки и бежали! Бежали прочь! Пока майор нажирался, он чувствовал себя императором новой Франции, а когда из Парижа сообщили, что его представили к награде, у Паскаля от собственной значимости крыша поехала окончательно, поэтому вместо трех бутылок – обычная доза, Паскаль уговорил четыре. Не справившись с нестандартной нагрузкой на фоне пережитого стресса, организм отказался от своего хозяина и самопроизвольно отключился.
Пятый час утра. Его будили долго и настойчиво. Паскаль отчаянно матерился, он не хотел подниматься, он даже начал кричать:
– Отстаньте от героя Французской Республики!
Подчиненным деваться было некуда, поскольку ситуация требовала скорейшего разрешения. Поэтому сержанты продолжали приводить в чувство зазнавшегося командира. Процесс нельзя было назвать стремительным, но после того как Паскаль смог разлепить уже оба глаза, он быстро начал приходить в себя.
Генералиссимус, услышав о том, что, как оказалось, они не добили всех русских и какая-то небольшая группа захватила их солдат, вначале не поверил, но когда ему дали рацию, он начал понимать серьезность ситуации. Выслушав своего пленного, Паскаль попросил на связь старшего со стороны русских.
– Капитан второго ранга Татаринов, – представился Кэп.
Тут заминка вышла с Серовым, который не мог перевести звание и стал пожимать плечами в беспомощности.
– Скажи, что подполковник, – одними губами сказал подчиненному Татаринов.
Майор не был идиотом, он понимал, что человек, с которым он говорит, старше его по званию, однако он также понимал превосходство собственных сил и ресурсов.
– Полковник, ваша ситуация на самом деле крайне плохая. Вы не понимаете, что вы проиграли войну? Проиграли страну?
– Нет, не понимаю, – ответил Татаринов. – Для того чтобы я это понял, вы должны прийти и убить меня и всех моих людей. Это наша старая русская традиция.
– И сколько вас осталось? – Паскаль непроизвольно икнул в трубку.
Серов перевел и вопросительно посмотрел на Татаринова.
Является ли война видом спорта. Для спецподразделений и для некоторых племен это так и есть. Спорт без правил, где основная задача любыми средствами уничтожить своего врага. Армия Татаринова состояла из спецназовцев и аборигенов, и тех и других не надо было заставлять. Осталось достать до печенок французов.
В Европе практически не знают русский язык, кроме двух слов: «Хорошо» и «На здоровье!». А вот то, что касается второго русского языка, многообразие слов в котором практически сопоставимо с основным и от которого иногда ветер может поменять направление и пригибать мощные деревья, дело обстояло куда лучше. Сначала, малиновые пиджаки, потом торговки с тюками, затем нувориши и туристы привили старушке Европе знание матерных слов.
Татаринов перерезал веревки на руках пленного русского, отвел его в сторону от других и стал орать в трубку на отборном. Причем делать это так, что даже у Голицына, что у Голицына, у Диденко возникло подозрение, что он совсем необразованный человек и не смог ранее впитать в себя до конца всю силу русской культуры. Татаринов орал секунд пятнадцать. Теперь он мог не стесняться и не тихушничать, у них все готово, пусть приходят. За короткий отрезок он выдал крайне вразумительную триаду насчет того, что он поимеет сегодня утром не только самого Паскаля, но и всю Францию, после чего ударами под чашечки поставил пленного на колени и выстрелил ему в голову.
Голицын, честно говоря, не ожидал. Остальные тоже.
Потом он подошел к остающемуся на связи с майором пленному и попросил его рассказать о том, что он сейчас сделал. Надо ли говорить, что творчество франкоговорящего кратковременно достигло уровня писателя Виктора Гюго. После Татаринов снова стал орать в трубку… После отключился. Не буквально. Имеется в виду, «вышел из эфира»…
Морпехи оставили на полу включенную рацию. Бертолет картинно-медленно нажал на кнопочку и запустил таймер бомбы. Понятно, пленные наперебой тут же начали орать в брошенную перед ними трубку о том, где они находятся, сколько времени на таймере и как их можно спасти.
Паскаль еще не до конца протрезвел, но уже понял, что имеет дело с настоящим маньяком. Ему так захотелось очистить этот затраханный мир от скверны, что он представил, как у него меж лопаток вырастают крылья и сам творец вручает в его руки меч. Теперь он был готов не побеждать, а восстанавливать справедливость и поднимать с колен поруганную честь. Он как доктор, как человек со скальпелем, придет и удалит раковую опухоль. «Зачем русским такой командир, это просто бешеное животное», – рассуждал Паскаль, отливая в личном гальюне небольшого жилого блока.
Татаринов не отличался большой набожностью, это не сильно совмещается со службой, но после того как они отошли от пленных на такое расстояние, чтобы они не могли слышать, да и не до этого им, вон как в трубку орут, он одними губами едва слышно сказал: «Прости меня, Господи».
Убийство пленного – это крайне грязное дело, но на него пришлось пойти для того, чтобы остальные выжившие были как можно более искренними…
Поражение – это плевок в лицо, это не просто унижение, это невозможность жить без мысли о произошедшем. Осознание собственной беспомощности, бессилие и унижение будут преследовать до гробовой доски. Татаринову и так было, что вспомнить на пенсии, поэтому он не хотел брать с собой еще и груз, который навалился на него в Джибути.