Шрифт:
Предисловие и посвящение
Много лет я командовал ребячьим отрядом «Каравелла». Даже носил звание командора. Мальчишки и девчонки в этом отряде занимались парусным делом и очень любили морские истории.
Давным-давно,
Начинал я повествование всегда по-разному. Например, так:
«За окном каменной каморки сгущались холодные сумерки, а в каморке этой сидели у холодного камина старый разорившийся трактирщик и его десятилетний племянник…»
Или так:
«Это случилось в те времена, когда паровозы были похожи на дымящиеся походные кухни, парусников на морях и океанах плавало не меньше, чем пароходов, а самолеты – даже те, что напоминали коробчатые воздушные змеи из реек и ткани, – существовали только в чертежах…»
Или еще:
«Ранним зимним вечером по пустым портовым переулкам бежал человек. За ним бежали еще трое, и один время от времени стрелял в воздух…»
Вот такие непохожие начала. Но дальше речь шла об одном и том же: о событиях то загадочных, то смешных, то страшных. И конечно, о море и парусах.
Поскольку ребята вырастали быстро и на их место в наш отряд приходили новые, слушателей у меня всегда хватало…
Рассказал я о всех этих приключениях и своему взрослому другу Евгению Ивановичу, который понимает толк в морских делах и в морских книгах. И с той поры он постоянно требовал: «Садись и пиши!» Он даже нарисовал для будущей книги портреты главных героев…
И мой младший сын однажды с упреком сказал мне: «Я уже вырос, а ты все только рассказываешь, а не пишешь!» (Ему было тогда шесть лет, и он впервые оказался в яхтенном походе по большому озеру с остановкой на живописном полуострове Гамаюн.)
Но я боялся. Думал: напишу, ребята будут читать все это в напечатанной книжке, а мне больше нечего будет рассказывать.
Однако пришло время, и свой капитанский мостик в «Каравелле» я уступил молодым командирам – пускай они, как и я, покомандуют три десятка лет! И стал таким образом командором в отставке.
Сразу появилось много свободного времени. И я наконец взялся за перо.
Эту книгу я посвящаю очень разным людям, которые одинаково любят паруса, – моряку, художнику и писателю Евгению Ивановичу Пинаеву, пятнадцать лет подряд заставлявшему меня написать о том, что было в портфеле капитана Румба, и своему сыну Алёшке, капитану яхты «Румб», на которой он не раз занимал призовые места в штормовых парусных гонках.
Часть первая. Город Гульстаун
1. Самое начало. – Огоньки в окнах. – У холодного камина.
История эта берет начало в портовом городе, который жители привыкли называть не иначе как «наш старый добрый Гульстаун».
Ранним зимним вечером, накануне праздника Рождества, город и в самом деле выглядел добрым и уютным. Снег мягко падал на бронзовые памятники, на чугунные тумбы портовых причалов, на реи и снасти стоявших в гавани судов. На судах приветливо горели иллюминаторы. А на берегу светились окна с частыми переплетами. Снаружи у окон висели разноцветные ребячьи чулки. Известно, что дед Мороз по имени Санта-Клаус в ночь перед праздником кладет в каждый чулок свой подарок.
Праздник светился даже в редких окошках громадных портовых зданий. Там, среди складов и пустующих вечерами мастерских, прятались кое-где жилые каморки. В них обитали одинокие грузчики, сторожа, старые работницы флотских прачечных, отставные матросы и всякий полубродячий береговой люд. Но и эти бедняки в тот вечер, собравшись по двое, по трое, разжигали сложенные из булыжников камины и готовились встретить праздник за бутылочкой недорогого вина. И на каждом столе был рождественский фаршированный гусь. Пускай не настоящий, а испеченный из дешевой ржаной муки и размером не с гуся, а с галку, но все-таки с яблочной начинкой.
Лишь в одном окошке, у самой крыши высокого склада, не было света. И чулок у форточки не висел, несмотря на то что в комнатушке за этим окном жил со своим старым дядюшкой десятилетний мальчик.
Вы, конечно, догадались, что это были Дик и папаша Юферс.
Никакого праздника у них нынче не ожидалось. Ведь чтобы Санта-Клаус принес подарок, взрослые должны заранее написать заказ и выложить в кассе дедморозовской конторы хотя бы пару медных монет. А у папаши Юферса не осталось ни одной. Да и в чулках у Дика были такие дыры, что никакой подарок там все равно не удержался бы.
Не было у дядюшки с племянником и дров для камина: последние щепки сгорели еще утром. Поэтому теперь в камине горела лишь сальная свечка, тоже последняя. А они сидели и смотрели на огонек. Он был так мал, что снаружи окно казалось черным. Но все-таки он был живой – смотришь, и делается немного теплее.
Папаша Юферс кутался в потертый клетчатый плед. Он сидел в скрипучем просторном кресле с резной спинкой и львиными лапами вместо ножек. Кроме дощатой кровати и раскладного железного стола с разобранного на утиль парохода это была единственная мебель в каморке. Поэтому Дик устроился рядом с креслом на корточках. Время от времени Дик рассеянно зевал, прикрывая озябшие коленки полами куцего пальтишка, и посапывал маленьким, похожим на воробьиный клюв носом…
Пока дядюшка и племянник так сидят и молчат, можно рассказать о них подробнее. Ведь это главные герои нашей книги.
2. Фотография. – Что такое «юферс». – Гвоздик.
Описание книжных героев начинают обычно с внешности. Но сейчас, в полумраке, дядюшку и мальчика не разглядеть. Поэтому посмотрим на фотографию в ракушечной рамке – она висит сбоку от камина. За окном, над недалеким причалом, зажегся на мачте парохода «Колумбия» белый топовый огонь. Свет с быстрыми мазками теней от снегопада полосой прорезался сквозь стекло и упал прямо на снимок.