Портфолио мадам Смерти
Шрифт:
Долго молчали, затем послышалось уже как будто издалека (но наверно, это просто так казалось):
— Сам ты дерьмо, это подарок! Он мне дорог как память!
Молния снова блеснула в небе.
— Ой, горе мне… Почему все время кого-нибудь спасать приходится… — Ага, много ты Пашу спас?! Я хотела сказать это вслух, но что-то меня удержало. Странно, что даже ненароком эти мысли вслух не были произнесены. Тем временем друг обернулся ко мне, схватил за руку и подтолкнул к стволу дерева, велев: — Сядь на корточки, под этим деревом безопасно. Я сейчас, — а сам отправился обратно, за Иннокентием. Тот уже подкрался
«Помирать, так с музыкой», — посоветовал мне внутренний голос, я решила внять ему и напоследок исполнить какую-нибудь задорную песенку, но еще не успела определиться в выборе репертуара, как что-то больно хлестнуло меня по рукам, закрывающим голову. Это оказалась одна из веток упавшего дерева. Мне повезло, что достать меня она смогла лишь самым кончиком, иначе бы последствия были плачевными. Я взвыла от боли, поняв, что катастрофа миновала, открыла глаза и стала изучать раненую руку. Вот гадость, неужели шрам останется? Ядовито-красная тонкая полоса пролегла наискосок чуть выше запястья почти до самого локтя. Вот ужас…
Глядя на это безобразие, я уже готова была разреветься от досады, но вспомнила, что была здесь не одна, и неизвестно, что случилось с моими друзьями.
— Женя! — принялась я звать, не вставая с места. — Женя!.. Кеша!.. Женька!
Наконец, когда я осмелела, поднялась на ноги и направилась к упавшему стволу, который своим весом согнул под себя еще несколько более хлипких деревьев, старательно переступая через ветки, боясь упасть, то услышала шевеление поблизости.
— Мы здесь! — крикнул Логинов, когда я уже и сама их увидела.
Забыв про свою дурацкую обиду, я подлетела к нему и обняла, фыркнув:
— Чего сразу не сказали, что живы?
— Ха, это чтобы ты помучилась.
— Дурак ты, Женечка!
— Я знаю, Юлечка, — повторили мы один наш предыдущий диалог.
Тут кто-то примкнул ко мне сзади. Начав оборачиваться, я краем глаза заметила что-то темно-коричневое, и тут же в ужасе воскликнула:
— Медведь!
— Не медведь, а всего лишь Кеша, — ответили мне сзади. — Меня же тоже нужно обнять, как считаешь? Я чудом уцелел.
— Чудо здесь ни при чем, — обиделся Логинов, отстраняясь и руша тем самым наш нежный тройственный союз. — Это я тебя спас. А вот когда меня самого не станет, как вы будете от смерти прятаться, а?
— Что значит — тебя не станет? — испугалась я. — Да ты о Катьке подумай, что с ней будет? А ты перестань ко мне прижиматься! — возмущенно отцепила я от своей талии чужие руки, так как негр все еще обнимал меня. — Что за наглость?
— Извини, извини! — Иннокентий поднял кверху ладони, словно собирался сдаваться. — Послушай, Жек, я хотел сказать, я крайне признателен…
— Не сейчас, — прервал его двукратный спаситель чужих жизней, — оставим эти разговоры для другого места. Чует мое сердце, через пару минут здесь развернется настоящий тропический ливень. Идем.
Женькино сердце чуяло не зря. Стоило нам переступить порог дома, как ливень и правда начался. Теперь уже семь человек собрались на совещании в столовой.
— Ну что с Пашей? Не нашли? Никаких следов? — стала дознаваться Катя. Женька хмуро покачал головой, чем снова меня поразил. — Как? Совсем никаких? Не мог же человек испариться!
— Жень, — накинулась я на него, дергая за рукав, — покажи ей!
— Что?
— Ты знаешь что! Покажи ей пряжку с ремня, ту, что ты нашел!
— Это не имеет отношения, — по-недоброму оскалился он.
— Все равно покажи! — настаивала я.
— Да! Что там? — удивленно уставилась на нас Катя.
— Да! Что там? — заинтересовались остальные.
Логинов, глядя на меня, как на врага, с большим неудовольствием, непонятно чем вызванным, достал из кармана предмет, потерянный Павлом. Если я сперва и сомневалась, то Катькина реакция полностью убедила меня в этом: она подскочила, прижала ладони к губам и через них выкрикнула:
— Боже! Это Пашино! Это точно Пашино! — Любимова была куда более наблюдательна, чем я, так что, если и она утверждала, что пряжка именно с самойловского ремня, то оспаривать было глупо. Однако Женька все же стал:
— Ремни у многих одинаковые, дорогая. С чего ты взяла, что это именно с ремня Пахана? Может, она валяется там пятьдесят лет!
— Нет! Как ты не понимаешь, его засосало в воронку и крутило по кругу, тут и башка с плеч сорваться может, а уж пуговицы и пряжки, которые еле держатся, вмиг слетают! — Тут Катька доперла до того, что только что произнес ее язык, и она вторично ахнула: — Боже! Неужели… Паша… Его больше нет?..
— Нет! — Я зарыдала. — Нет! Этого не может быть! С ним все в порядке!
— Боже мой… — повторяла подруга, горюя по потерянному другу. — Боже…
— Прекрати, Кать! — сказал ей Жека. — Я найду его, я обещаю. Все будет в порядке. Даже если б мы нашли весь ремень целиком, да и всю его одежду в придачу, это не дает никакой уверенности в том, что человека больше нет.
— Не говори так! — продолжала я реветь белу-гой. — Даже не произноси… Нехорошо это… Паша есть, он есть. Его не может не быть. Он должен жить. Он будет жить.
— Что с ней? — поинтересовалась у присутствующих Валерия.
— Не знаю, — пожал плечами Иннокентий. — Единственный врач, к сожалению, сейчас не с нами. Она просто расстроена.
— И на руке у нее… А ты сам — вообще жуть. У тебя из-за шиворота листья торчат. Что у вас там случилось?
— На нас немножко дерево упало.
— Юморист, — прыснула Светка.
— Немножко — это как? — уточнил Альберт Семеныч, который глядел на меня крайне неодобрительно. Неужели слышал все мои нелестные отзывы о своей персоне? Про ленивого пьяницу и склеротика? И что-то там еще такое было… Короче, ужас. Но сейчас мне некогда было об этом думать, и тем более просить прощения у него я также не собиралась.