Портфолио мадам Смерти
Шрифт:
— Если ты это понимаешь, — сказала я, — почему так делаешь?
— Я верю в проклятье, — серьезно заявил он и предпринял попытку отнять у меня снимок. Я не дала.
— Проклятье в таком случае уже работает. Какой смысл закрашивать глаза другим?
— А вдруг духи станут еще более кровожад-ными?
— Ты псих! — в сердцах воскликнула я.
— Отдай снимок, Юля! Это очень важно!
— Нет!
Встряла Светлана:
— Юль, отдай ему. Пусть делает что хочет. По мне, так пускай негры в тельняшках хоть по деревьям лазать начнут, лишь
— Как ты не понимаешь? Он уродует последний снимок моего друга. И твоего любовника, кстати!
— И всех нас… — как-то безнадежно прибавила Лера, глядя в одну точку. Опять она за свое… Все словно помешались на этом проклятье!
У меня это вызвало приступ бешенства. Уже могу сказать — очередной.
— Я вот возьму и порву эту фотографию! Тогда духи запутаются, кого пора убивать, а кого еще не пора, и оставят нас в покое!
Я и впрямь приготовилась рвать кусок картона, но баскетболист своими сильными руками стиснул мои ладони, препятствуя этому.
— Нет! Нельзя! — Он смотрел мне прямо в глаза своим потусторонним, каким-то демоническим, немигающим взором, отчего у меня затряслись поджилки. — Юля, поверь мне, нельзя рвать! — Его темно-коричневая щека нервно задергалась. — Эта фотография священна! Ее нельзя уничтожать!
— Но почему? — не понимала я.
— Юля, нельзя! Орлиный Глаз был последним индейцем своего племени. Если уничтожить это изображение, то духи всех-всех когда-либо живших на земле индейцев обрушат свой гнев против нас! И попадем мы уже не в рай после смерти, а будем вечно гореть в аду!
Лера вскрикнула, а Света запричитала:
— Боже, что он говорит?!
Мне сделалось так страшно, что я плюнула на свою затею:
— Господь с вами, Иннокентий Александров. Отпустите мои руки, чтобы я могла отдать вам фотографию.
Он долго-долго пристально смотрел в мои светло-серые очи. Мне было жуть как не по себе в тот момент. Спросил:
— Ты понимаешь всю ответственность? Ты даешь мне обещание, что не станешь рвать снимок?
Тут уже даже уравновешенный Женька не выдержал:
— Слушайте, уважаемый, не перегибайте палку! Оставьте в покое мою подругу!
— Да, Кеша, отпусти ее! — вторила ему Катя.
— Нет, вы все не понимаете! — повысил он голос. — Этот снимок… Этот сакраментальный снимок… Он… Он…
— Псих! — резко бросила ему Катя и вышла из-за стола.
— В какое общество я попал? — воздел Жека руки к потолку. — Да за что же мне все это?
— Хорошо, — устала я от всего этого и дала обещание: — Я ни при каких обстоятельствах не буду рвать снимок.
Негр успокоился, его лицо приобрело обычное выражение, и он выпустил мои руки на волю. Я положила фото на стол, поднялась, накинула джинсовую куртку и вышла на улицу.
Свежий прохладный ветерок уравновесил мои эмоции. Так, в этом деле нужно разобраться. Если до сих пор не было никаких прямых доказательств того, что среди нас убийца, то теперь они появились. Морозов не мог сам взять да разбить себе голову о камень. И вряд ли это была случай-ность. Тот, кто толкнул его, наверняка затем наклонился и добил. Несколько раз ударял головой Альберта Семеныча по камню, снова и снова, снова и снова, пока не удостоверился в том, что человек мертв. С чего я это взяла? Да просто на камне было несколько кровавых отпечатков. Он был весь перемазан кровью, точно холст, на котором рисовал художник. И затылок шофера выглядел так, словно у него вместо задней части че-репа и мозгов сплошной фарш. Били явно не один раз. Почему никто этого, кроме меня, не заметил? Конечно, заметили. Но людей осталось так мало, что волей-неволей будешь держать все свои догадки при себе. Страшно. Доверять некому. Вот люди и молчат.
Я еще немного постояла, пока ко мне не присоединились Женя, Катя и Лера. Очевидно, всем, кроме Светы, хотелось держаться подальше от загадочного негра, пока у него не пройдет этот странный заскок с выдуманной сакраментальностью снимка. А Барской, похоже, было все равно. Так вот, вчетвером мы отправились в сторону дома, где в последний раз видели Павла.
— Говорила мне мама, не стать мне никогда хо-рошим организатором, — ныла по дороге Малинова, — а я не верила. И во всем, что случилось, лишь моя вина!
— Но почему твоя-то? — возразила я. — Твоей вины никакой.
— Если только это не она всех убила, — угрюмо прибавил Жека.
— Я? Конечно, нет! — горячо воскликнула Валерия. — Я никого не убивала! Клянусь!
Ладони стали мерзнуть, и я сунула их в карман. Там нащупала ручку и тут же вынула ее, решив показать Лере. Как это я могла про нее забыть? Однако не факт, что эта вещь имеет хоть какое-то отношение к происходящему.
— Лер, это случайно не твоя ручка? Или Морозова?
— О, это мамина! — удивилась девушка. — Откуда она у тебя?
— Я ее нашла. Так ты уверена, что мамина?
— Да, недавно фирма праздновала юбилей, и тем гидам, которые работали со дня основания, сделали шикарные подарки. Там было много всего, в том числе ручка как сувенир. Мама с ней не расставалась.
Логинов затормозил и спросил меня строго:
— Так где, говоришь, ты ее нашла?
— Возле дерева, где был повешен Фалалей. Что она могла там делать, как считаешь?
Ответила Лера:
— Мама приезжала сюда после того, как умерла Агата. Она, очевидно, выронила. А при таком ветре ручка могла улететь куда угодно. — Протянула ко мне руку. — Я ей передам.
— М-да, это все объясняет, — расстроился Женька и возобновил движение, а я вернула ручку дочке ее хозяйки.
Мы шли по грязной тропинке, утопая в лужах и морщась, когда ветер скидывал капли минувшего дождя с деревьев прямо нам на лица. Интересно, как же бедная Катька вышагивает на своих громадных шпильках? Заинтригованная, я обратила лик к подруге, но та держалась так уверенно и гордо, что я сразу подумала: даже если ей и дискомфортно, она никогда этого не покажет.
Женька всех удивил, обратившись к Мали-новой: